Он сказал грозно:
– Никто, окромя меня, не волен грабить народ! А когда
грабит князь, то это зовется уже не грабежом, а сборами, налогами, подушной,
мытом… Ясно?
В голосе князя была издевка. Один из разбойников сплюнул
кровь в ладонь:
– Просто тебе повезло…
– Повезло или я умелее, разговор другой, – ответил
Владимир спокойнее. Он покосился на ухмыляющегося Тавра. – Главное, что
князем становится самый умелый из разбойников! И он обязан изничтожить все
другие ватаги татей, ворья, чтобы со своей ватагой грабить без помех. Но уже
без убивств, крови. А тех, кого грабит, защищать от других грабителей. В этом и
есть суть власти, как бы ни называлась: царской, королевской, каганской,
ханской, или, как у древних эллинов, демократией…
Когда разбойников волокли к петлям, глаза их были все еще
вытаращены. Выходит, укради щепку – виселица, укради княжество – станешь
князем?
В тереме Владимир кивнул одному из дружинников, Молоту, тот
послушно следовал за князем, пока не оказались в комнатке, где услышать не мог
никто.
– Ты хорошо показал себя и в сече, – сказал
Владимир. Он смотрел пристально, в глазах князя были тревога, боль и
сомнение. – Награду получил?
– Получил. Благодарствую, княже.
– Уже… воспользовался?
Молот широко заулыбался:
– Пропил вчистую, спасибо!
Он почесал в затылке, улыбка была счастливая. Сколько было
выпито, разбито чужих морд, сколько девок спьяну пользовали, как гуляли и
дрались!
Владимир смотрел так напряженно, будто пытался заглянуть
вовнутрь души гридня. Наконец Молот ощутил беспокойство:
– Случилось что, княже?
– Тебя привел еще Звенько, – сказал
Владимир. – Мир праху его… Он привел троих, и все показали себя настоящими
людьми. Звенько и после гибели помогает своему князю! Так что надумал я дать
тебе работку потруднее.
Молот подтянулся, выпятил грудь:
– Все, что велишь, княже!
– Задумал я, Молот, перевести тебя из лазутчиков в
разведчики.
Молот пожал плечами:
– А есть разница?
– Лазутчик – от слова «лаз», «лазить». Лазутчики нужны
в походе, перед боем, чтобы захватить чужака и развязать ему язык… А разведчик
отличается от лазутчика, как боярин от холопа. Разведчик… ты прислушайся:
ведьма, ведун… Веды, древняя книга наших пращуров, означает «знание». Понял,
кем будешь? Тебе надлежит ведать противника, знать его. Выведывать, разведывать
все, что нам понадобится.
Глаза Молота расширились. Он даже отшатнулся. Осевшим
голосом спросил:
– Но это же… там жить придется?
– Умен, – кивнул Владимир. – Соображаешь.
Кому-то надо нести такую службу на благо земли нашей. Деньгами тебя обеспечим.
Если надо, дом купишь, женку заведешь, а то и чужую веру примешь…
Молот оскорбленно вскинулся:
– Но это же грешно! Как можно от своих богов
отказаться?
– А ты кукиш в кармане держи, – посоветовал
Владимир, – когда тебя крестить будут. Вот и будет все понарошку. А
главный твой бог будет – ведовство! Гм, пожалуй, тебя за службу можно будет
пожаловать в бояре… Когда закончишь там и вернешься.
Молот шумно сглотнул. Выше почести, чем бояре, уже нет. Даже
дети боярские стремятся заслужить это звание, ибо можно всю жизнь прожить в
детях боярских, но боярами не стать. Князь же волен не только раздавать земли,
но и жаловать верных людей боярским званием!
– Куда ехать? – спросил он. – В Царьград?
– Почему туда?
Молот ухмыльнулся:
– Следующая цель!
– Не совсем, – ответил Владимир. – Но в целом
ты прав. Но поедешь к ляхам. Мне кажется, они сейчас опаснее.
Вытолкав Молота, он кликнул Тавра:
– Ах да, еще одно дело. Этот удалец напомнил. Приготовь
грамоту в Царьград.
– Кому?
– Тамошнему торговцу из Славянского квартала. Зовут его
Листовертом. Пиши, что я понял, что он тогда подумал. И понимаю, почему вдруг
назвал меня князем. Так вот, великий князь Руси велит ему продолжать бдить и
работать не покладая рук. Я его трудами доволен, утверждаю на том же месте.
Товар будет поступать по-прежнему. А то и больше. Записал?
Тавр сказал торопливо:
– Пишу, пишу… Ничего не понял, но пишу. Письмо с
оказией?
– Нет, с особым посланцем. Нужен такой, что умрет, но
не отдаст. А перед смертью чтобы успел грамоту зничтожить.
Тавр сказал понимающе:
– А-а-а… Такие люди всегда есть. А нет, найдутся.
Разведальщик?
– Да. Нам нужно ведать все во дворце, о чем говорят
знатные, что замышляют военачальники, каких бунтов ждать, какие можно разжечь
самим. Теперь по ту сторону нашего огорода уже не тупой, как валенок, Ярополк,
а хитрые ромеи. А нет выше радости, когда у соседа корова сдохнет, верно?
– Есть… – буркнул Тавр, глаза его хитро блестели.
– Какая?
– Когда сам отравишь.
Владимир хмыкнул:
– Самый здоровый смех – злорадный. Все верно, свою
корову труднее вырастить, чем извести чужую. А пряник дают тому, у кого она
есть. И никому нет дела до того, честно или нечестно она тебе досталась!
Тавр писал, а он со стесненным сердцем подумал, что о благе
ли Руси печалится сейчас? И так ли жаждет знать, о чем говорят во дворце… или
же хочет знать о каждом Ее дне?
Теперь ворота в Киеве были распахнуты как днем, так и ночью.
Усобица кончилась, мертвых выносили из города как через Ляшские ворота, так и
через трое других. А в город гнали стада, из ближайших сел спешно явились
плотники и столяры. В ограбленном и разоренном городе работы много.
Владимир, исхудавший и черный от недосыпания, не слезал с
седла, всюду стараясь поспевать, решать, перестраивать, крепить, сажать своих
людей на земли, на должности, на столы. Завтра уцелевшие киевские бояре
опомнятся, надо успеть именно сегодня взять в свои руки как можно больше!
На ходу, не слезая с коня, решал дела как важные, так и
мелкие. Забыл, когда по-людски ел за столом, а когда иную девку хватал, то
плоть тешил не снимая сапог, и не успевал застегнуть пояс, как в прояснившейся
голове уже роились новые способы обустроить Русь, чтобы все короли и базилевсы
от зависти передохли.
На полном скаку остановился возле Панаса, тот руководил
постройкой моста, окинул цепким взглядом:
– Ишь, вроде бы жизнь собачья, а раздобрел! Вон и брюхо
выросло…
– Где брюхо? – удивился Панас. Он пощупал живот,
что стал, правда, шире, но оставался в плотных валиках мускулов. – Если
что нужно, говори сразу. Мое брюхо делу не помеха. Ты князь, ты и командуй.
