Владимир покачал головой. Голос держал ровным, но воеводы
видели, как в нем кипел гнев.
– Папа далеко, как и Оттон. У них своих дел под
завязку. А нам нужно сейчас показать своему народу, где мы стоим! И на чем.
Сейчас страх и растерянность по всей Руси. И – великое ожидание. Пусть
рассердятся там на Западе. Плевать! Пусть вознегодуют в царьградской империи.
Тоже плевать. Ни те ни другие не пошлют войска из-за двух десятков зарезанных
миссионеров. А что порвут наши грамоты, то нам от этого ни холодно ни жарко.
Нам понадобятся годы, дабы укрепить и собрать Русь в единый кулак. А потом сами
с нами замирятся. В этом мире считаются только с сильными!
В последних словах прозвучала такая горечь, что воеводы
переглянулись. Радеет великий князь о Руси, радеет. Прямо сердце рвет!
Латинян схватили и казнили прямо в Родене. Только трое, как
удалось узнать, выехали вслед за Ярополком и сейчас находились в Киеве. К
удивлению Владимира, даже не скрывались, уже вовсю проповедовали на улицах и
площадях.
Их взяли под стражу и привели во двор княжеского терема.
Владимир прискакал поздно, замученный и покрытый пылью. Устало слез с коня,
косо взглянул на троих в черной одежде:
– Эти?
Тверд оскалил зубы в хищной усмешке:
– Среди них даже епископ!
– Да? Лапы загребущие…
Он оборвал себя на полуслове. Двое священников стояли
понурив головы, а третий смотрел на него бестрепетно. В глазах пряталась
усмешка. Владимир воскликнул:
– Брат Мартин! Какими судьбами?
Священник развел руками:
– Все в руке Бога… Но ты, как я вижу, стал
единовластным правителем Руси? Поздравляю.
– Благодарствую. Но ты не ответил.
Мартин снова развел руками:
– Ты знаешь, с какой я миссией. Князь и его окружение
уже приняли святое крещение. Мы подготовили все к крещению остального люда
Руси. Уже прибыли священники, святые книги. Мы начали строить костелы… Князь
Ярополк назначил крещение Руси на день Боромира.
– Это на завтра? – переспросил Владимир.
Засмеялся: – Вовремя я успел! Еще бы чуток… А почему на этот день, а не раньше?
Время у него было.
– В день Боромира всегда стоит жара, – пояснил
Мартин. – За эту неделю вода в Днепре прогреется как следует! При крещении,
сам знаешь, надо народ целыми толпами загонять в воду…
– Заботливые, – съязвил Тавр.
– Не в заботе дело, – пояснил Мартин
серьезно. – Бунты возникают и по пустякам. Мы предусмотрели многие мелочи…
Владимир кивнул, понимал. Тавр смотрел выжидательно, так же
смотрели и дружинники. Они расседлывали коней, но глаза и уши их были повернуты
в эту сторону.
– Понятно, – сказал Владимир. Он прямо взглянул в
глаза Мартину. – Прости, ты знаешь, что я должен сделать.
Священники по бокам Мартина побледнели. Мартин медленно
кивнул, не отрывая взгляда от исхудавшего лица молодого князя:
– Понимаю… Всяк из нас строит свое царство небесное.
Кто на небесах, кто на земле. Князь, те слуги церкви, кто ценит жизнь выше
души, остались дома. К варварам разъехались иные…
– Ты – настоящий, – согласился Владимир. – Но
дороги мужчин – суровые дороги.
Священников схватили, связали за спиной руки. Владимир
сбросил рубаху, ополоснулся из бочки с водой. Сенная девка выбежала с расшитым
рушником. Владимир вытерся насухо, оглядел ее критически:
– Что-то я тебя еще не видел… Сегодня ночью послужишь
ты.
Он взбежал по ступенькам, из поварни уже доносился запах
жареного мяса. Гридень метнулся с пустым подносом, едва не сшиб Тавра, тот
степенно шел за князем.
В своей уютной комнатке Владимир выглянул в окошко,
поморщился. Усталым с дороги гридням показалось тяжко тащить священников к
городским воротам. Всех троих повесили прямо на той стороне улицы.
Он забежал в трапезную, стоя хватал со стола жареные
колбаски, бросал в рот, обжигаясь и захлебываясь слюной. За окном слышались
сильные мужские голоса, ржали кони. Он торопливо приложился к братине с
холодным квасом, с каждым глотком чувствовал, как в высохшие внутренности
вливаются свежие силы.
В коридоре затопали ноги. Владимир пил, косясь одним глазом
на дверь. Распахнулась, в коридоре мелькали веселые рожи, а через порог шагнули
двое. Под руки вели молодую сочную женщину в богатом убранстве. Ее белое лицо
слегка подрумянено, крупные навыкате голубые глаза смотрели вопросительно, но
без страха.
– А, Златка, – сказал Владимир. Он со стуком
опустил братину, рассматривал жену князя Олега, ныне вдову, с жадным интересом.
Она в самом деле красивая, как о ней говорили на Руси. Молодое сдобное тело,
крупные голубые глаза, нежное лицо без единого изъяна, сочные полные губы,
красивая шея и высокая грудь. – Я рад, что ты уже утешилась.
Она исподлобья смотрела в его грозно-веселое лицо:
– Я никогда не утешусь. Я вдова.
– Да? – удивился он. – Пошто ж не бросилась в
погребальный костер? Были бы в вирии вместе.
Она качнула головой:
– Только Господь дает нам жизнь. Только он волен и
забирать.
– Христианка, – сказал он с отвращением. –
Что ж, ваш бог велит покоряться любому, за кем сила.
Ее лицо дрогнуло, он подошел совсем близко, в его темных
глазах плясали отсветы адского пламени. Грубая рука сорвала с ее головы платок.
Пепельные волосы освобожденно рухнули по спине крупными локонами. От двери
послышались довольные ахи, кто-то присвистнул. Она знала, что ее волосы всем
девкам на зависть, но вера Христа велит скрывать их, только блудницы показывают
волосы мужчинам, а если сорвать платок с замужней женщины, опростать ее волосы,
опростоволосить – значит опозорить…
Замерев, она смотрела в его страшное лицо. В глазах адовы
огни заполыхали ярче. Она с ужасом видела, что это сатанинская похоть.
Та же хищная рука схватила ее за грудь, боль кольнула так
остро, что она охнула и сгорбилась. Владимир другой рукой похлопал по заду,
больно сжал, смех его прогремел как ржание здорового сильного жеребца.
– Тверд! – крикнул он. – Тверд, вели
подготовить для этой жены бывшего князя комнату. Обязательно рядом с комнатой
Юлии.
Лицо Златы смертельно побледнело. Губы стали синими, как сливы.
Прошептала прерывающимся голосом:
– Для чего… меня сюда… везли…
В дверях загоготали. Владимир сказал с наслаждением, его
распирало чувство своей мощи:
– Я теперь князь, понятно?
Он рванул ее за ворот, затрещала ткань. Тавр рыкнул за
спиной, дверь захлопнулась. Загремели подкованные сапоги, удалились. Владимир
усмехнулся в испуганные молящие глаза молодой вдовы. Потом отошел к столу, сел
на край. Сердце бухало часто, горячая кровь вскипала по телу, надувала ярой
мощью чресла так, что становилось почти больно.
