Но чего теперь ждать от нового объединения племен? По
слухам, верх взяло малое племя рось, что испокон веков жило на берегу реки Рось
и по берегу Днепра… Это племя, если верить ненадежным записям, которые
подчищаются всякий раз в угоду очередному базилевсу, в древности участвовало в
дальних походах, было в объединении племен, известных под именем пелазгов,
воевало против персидских царей Кира и Дария, храбро дралось на Каталаунских
полях против Рима, иногда исчезало из поля зрения историков, но, как видно, не
пропало из жизни и в конце концов взяло верх…
Базилевс Василий хлопнул в ладони. Из-за портьеры показался
Олаф, надежный ипаспист-телохранитель.
– Позови придворного историка, – велел
Василий. – Немедля!
Пока историка почти бегом несли под руки, базилевс ждать не
любит, владыка Восточно-Римской империи терпеливо мерил шагами свои
апартаменты. Чего ждать от нового объединения племен?
Историк упал на колени еще от двери, скользнул в поклоне
дальше, пополз к трону:
– Что угодно Величайшему, Блистательнейшему…
Василий выслушал едва ли треть титула, в нетерпении стиснул
зубы. Как в той детской сказочке, когда мать своему любимому сынку дала длинное
и пышное имя, а нелюбимому – короткое. Когда в колодец свалился нелюбимый, дети
быстро сообщили матери, что стряслось, его тут же вытащили. Когда же упал
любимчик, то пока дети выговаривали все его имена, тот давно утонул, и даже
рыбы съели.
А эти придворные никак не могут уразуметь, когда нужно
произносить все, а когда можно ограничиться лишь одним упоминанием его имени.
Но всякий страшится высочайшего гнева. Дескать, лучше выглядеть глупым, чем
недостаточно почтительным!
– Довольно, – оборвал он, не дослушав и до
половины. – Поройся в памяти, поройся в записях, но скажи: что там сейчас
на Руси? Почему мне говорят, что от нее именно сейчас исходит наибольшая
угроза?
Историк по его знаку сел на нижнюю ступеньку трона. Глаза
его испытующе пробежали по озабоченному лицу правителя. Тот с досадой понял,
что абсолютной истины не дождаться. История будет препарирована и преподнесена
в том виде, в каком, как историку кажется, нужно поднести озабоченному
базилевсу.
– Племя Русь, или Рось, – начал историк медленно,
все еще присматриваясь к малейшему изменению в лице императора, но тот сидел
недвижимо, не шелохнув и мускулом, – славянское племя Русь, что уже
совершало разбойничьи набеги на земли империи… Непомерна твоя щедрость, мудрый
и блистательный базилевс, что ты проявил интерес к этому вроде бы малозаметному
племени! Только ты, Величайший и Непревзойденнейший, мог заметить…
– Оставь мои титулы, – зло бросил базилевс, в
голосе звякнул металл, историк съежился. – Говори только о Руси. Там опять
перевороты, убийства… Как и везде. Но что-то меня гнетет. Я чувствую оттуда
скорую угрозу! Что там за люди теперь, каковы обычаи, сильно ли изменились со
времен вторжения в наши земли орд Олега Длинного Меча, которого они зовут
Вещим?
Историк истово закивал, но в его выцветших в подземельях и
книгохранилищах глазах появилось смущение.
– Великий… – Он осекся. – Мы могли проследить за
этими племенами, да и то не всегда, лишь когда они ходили в походы, вторгались
в наши земли или земли Востока. А вот времена, когда крепли на берегах своих
рек, для нас тайна. Но это не тайна для иудеев: они издавна проложили там
караванные дороги, еще Аттилу снабжали оружием и роскошью, а когда взяли верх в
Хазарском царстве и превратили его в каганат, то и вовсе следили за каждым шагом
росичей. Прикажи изъять их записи!
Базилевс зло отмахнулся:
– Ты опять за свое! Их записи для нас недоступны, ибо
язык чужд. К тому же свои записи прячут в надежде, что и мы, и Русь, и все
народы падут, а они переживут всех, и тогда только у них останется подлинная
картина мира. Давай выкладывай то немногое, что знаешь. Особенно про их
воинские дела, военное искусство.
Историк в сомнении покачал головой:
– О Величайший! Не всегда воинское искусство есть залог
настоящей мощи. Был блистательный Ганнибал, но где теперь его Карфаген? Был
непревзойденный Александр Великий, но где теперь его Македония? Был владыкой
мира Рим, но вот западную половину империи захватили германцы, а восточную –
славяне… Почти захватили. Надеюсь, что теперь эти два народа одного корня, что
раньше еще не враждовали, столкнутся в великой битве за раздел мира… Прости,
Ослепительнейший, я отвлекся! Я хотел сказать, что есть и другой путь. И указал
его славянин Управда, что бедным крестьянином пришел в империю в бараньей шапке
и овчинном тулупе и с посохом, дабы отбиваться от собак.
Базилевс нетерпеливо отмахнулся:
– Эту историю знает каждый. И что он свое имя попросту
перевел на латинский лад и стал Юстинианом.
– Гм… Он стал величайшим императором Римской империи,
сумев вышибить германцев из западной части империи, освободив от них Рим и
объединив под своей властью всю необъятную империю. Он много еще свершил побед,
очистил от германцев и всю Африку, но величайшая его заслуга в том, что впервые
провел кодификацию римского права. По заслугам этот кодекс зовут кодексом
Юстиниана, а его имя осталось в слове «юстиция»…
– В чем его путь? – потребовал базилевс.
– Он широко привлекал на службу варваров. Сам славянин,
он ставил своих соотечественников начальниками легионов, командирами эскадр, всего
флота. А те, в свою очередь, звали к себе друзей, ослепленных такой карьерой, а
вот уже наши ряды пополняются отважнейшими воинами, в ряды наших мыслителей
влилась свежая струя дикарской крови, что жадно набросились на знания… Эти
гипербореи тут же забывают свой народ, язык, обычаи и уже служат нам, как не
могли бы служить даже себе. Кто, как не Юстиниан, сумел отразить страшные
натиски славян на Севере?
– Я это знаю, – прервал Василий увлекшегося
историка, – так что общее с Юстинианом и этим… новым князем Руси?
Историк развел руками:
– Он делает все то же. Правда, бедную Русь не сравнить
с великолепием империи, но их новый князь умеет завоевывать народы без боя… и
удерживать без пролития крови! Русы – победители, но это единственный народ на
свете, который не пользуется своим правом победителя, не ставит себя выше
других. Они позволяют вносить в свои священные храмы чужих богов. Уже на другой
день не делают различия между победителем и побежденным. И новые народы
начинают приносить жертвы и богам русов, а сами без всякого принуждения
начинают зваться росичами. Конечно, это не дело рук одного князя, это народ
таков, но их князь очень умело этим пользуется. Он принимает всякого гонимого,
будь это даже дикий печенег, чужой верой хазарин, свирепый викинг или беглый
раб империи… Мало народов, в ком сила так хорошо бы сочеталась с душевной
щедростью!
Василий долго сидел молча. Его молодое лицо словно бы резко
постарело. Он сам ощутил себя огромной империей, цивилизованной, утонченной, но
переполненной всеми болезнями, которые приносит цивилизация. Наконец почти
прошептал:
