Панас вскинулся, оскорбленный:
– А чем еще?
Войдан усмехнулся, смотрел сквозь него как сквозь пустое
место. Наступило молчание, все смотрели на плененного ярла. Владимир ощутил,
что момент победного глумления сорван.
– Ладно, – сказал он досадливо. – Ты, Войдан,
вечно нас путаешь… В мире все просто и ясно. Есть друзья и враги. Есть черное и
белое. Конечно, не только мечами куется победа. Надо еще и продумать, как
напасть, где напасть, как устроить засады!
Войдан раскрыл было рот, явно собираясь возразить, но
усмехнулся, смолчал. Рольд переступил с ноги на ногу, его взгляд скользнул
через распахнутое окно по верхушкам деревьям в синюю даль. На миг на его лицо
словно бы набежала тень. Гридни шумно сопели, один отставил копье и шумно
чесался. Воеводы выжидающе смотрели на князя.
– Рольд, – сказал Владимир. – У Мечислава ты
уже не получишь плату. Я тебе предлагаю за свой выкуп послужить мне. Пойдешь с
моим войском. Захватишь у ляхов добычу – десятая часть твоя.
Рольд медленно раздвинул губы:
– Почему десятая?
– Остальные части идут князю, воеводам, знатным людям
Киева, городам Руси, давшим своих воинов. Но ты, кажется, торгуешься?
Он хмуро посмотрел на ярла. Глаза хищно блеснули, голос стал
холодным и жестким, как лезвие меча:
– Эй, гридни! Вывести его на задний двор и скарать на
горло. Голову принести мне.
Гридни встрепенулись, схватили Рольда под руки. Когда уже
доволокли до двери, викинг обратил побагровевшее от натуги лицо к Владимиру:
– Но ты… еще не услышал мой ответ!
– Говори, – разрешил Владимир.
– Я согласен на десятую долю.
В комнате раздался вздох. Тавр нахмурился, но остальные
смотрели на ярла сочувствующе.
– Ты хорошо сражался, – сказал Владимир уже другим
голосом, – и не твоя вина, что победа досталась нам. Садись с нами! С
делами закончили, пора отметить победу пиром…
Рольд хмуро вернулся, разминая все еще багровые от веревок
руки. Тавр крикнул зычно, в горницу начали вносить заморские вина, хмельной
мед, окорока, дичь, зелень… Рольд повеселел, привычно уселся за стол, словно
час тому не скрещивал мечи с Войданом и Панасом. Да и Панас, уже захмелев,
совал ему гигантский рог с вином, обнимал за плечи, а потом и вовсе полез
целоваться.
В горницу входили военачальники. Владимир взмахом руки
усаживал всех за столы.
– А к тем, – вспомнил Владимир, – кто еще
колотится в городские ворота, как козел о новые ворота, пошли гонца. Мол, и на
них сейчас накроют столы!
Глава 27
Волхв ритмично бил в бубен, хрипло и зовуще пропели трубы.
Воины, сняв шлемы и держа их на локте левой руки, запели боевую песнь, призывая
богов и родителей зреть на них с облаков, обещая показать, как умеют сражаться
и умирать их дети!
Владимир ощутил, как с каждым ударом сердца неведомая сила
распирает грудь, как священная мощь богов вливается в его руки и ноги. Тело
стало могучим, как ствол столетнего дуба. С каждым мгновением он чувствовал
священную ярость, дар богов, что роднит человека с богами. А песнь звучала все
громче, подхваченная другими голосами, хрипловатыми и суровыми. В ней слышался
звон мечей, конский топот, крики и треск горящих домов. Он ощутил в ладони
теплую рукоять меча, не успел удивиться, когда успел выхватить, а ноги уже
подняли его над седлом, он вскрикнул звонко и страшно:
– С нами боги, так кто же против нас?
– С нами боги! – послышался крик.
– С нами боги!
– Боги!!!
Конь под ним ринулся вперед, как глыба, брошенная из
катапульты. Владимир в жажде кровавого боя дважды рассек мечом воздух, стремясь
скорее добраться до врага, гнусного и жалкого, презренного, подлого, а в ушах
все громче звучала священная песнь о героях, которые рождаются и живут только
вот для таких мгновений боя…
Слева двигалось нестройное войско викингов. На шаг впереди
шел Рольд, золотые волосы красиво блестели на солнце, красный плащ трепало за
спиной ветром. Грудь его была обнажена, открыта вражескому железу. Из-за плеча
на противников хищно смотрела рукоять огромного меча. Перевязь поблескивала
редкими железными бляшками. Из синих глаз викинга смотрела сама смерть.
Этот бой был похож на многие другие сражения, когда в чистом
поле сходятся две рати, свирепо рубятся топорами и мечами, колют рогатинами,
где одни трусливо избегают жарких схваток, другие остервенело бросаются в самую
сечу.
Червенские города были отвоеваны – или завоеваны – почти
все. Владимир вел войска в едином стремительном броске. Захватив город, не
останавливался, даже не слезал с седла. Не успевали червенцы в дальних городах
услышать о вторжении войск киевского князя, как уже стонет и прогибается земля
под тяжестью их несметных войск, впереди с диким визгом несутся печенеги, дикие
союзники, а следом тяжелым скоком идут крупные подкованные кони русичей. Бывало
и такое, что червенцы не успевали даже захлопнуть ворота.
Печенеги спешили нахватать молодых парней и девок,
иудеи-рахдониты давали за них высокую цену. Правда, по дороге большая часть
пленников гибнет, но уцелевшие окупали все потери. Варяги просто убивали и
грабили. Русские же, показывая широту своей натуры, убивали и грабили,
уцелевших продавали иудеям, а в оставляемых домах рубили мебель, гадили в
красном углу, мочились в кадки с моченой брусникой и плевали в квашеную
капусту.
Был взят последний город, и только тогда со стороны ляхов
подоспела по-настоящему крупная рать. Русское войско вышло навстречу, в поле
была страшная сеча. Ляхи дрались упорно, но русичи уже знали, что это последний
бой, дальше можно снять доспехи и ехать обратно на телегах, рубахи расстегнуть
до пояса, зевать, лениво чесаться, перебирать подарки для родни и знакомых
девок…
Варяги, нахватав злата и серебра в захваченных городах, тоже
дрались как голодные псы за кость. Конунг Вольдемар показал себя великим воином
и щедрым вождем, за ним готовы были идти в огонь и воду. Ярл Рольд тоже явил
себя настоящим вождем, приняв сторону доблестного конунга. Хоть и хорошо им
платили за защиту червенских городов, но, захватив их и ограбив, взяли в
десятки раз больше!
Даже печенеги, обремененные богатым полоном – у каждого за
конем тащилось по десять-двадцать молодых и крепких для продажи! –
повернули коней и яростно бросились в сечу.
– Вперед! – страшно и весело закричал Владимир.
Солнце заблистало на его вскинутом над головой мече. Черный
чуб растрепало ветром, красный плащ трепетал за спиной как крылья. Лик великого
князя был грозен, как у неистового Перуна, чье сердце взвеселяется только при
виде кровавой сечи.
Ударили настолько дружно, что передние ряды погибли не от
острого железа, а от тесноты. Ляхи стояли крепко, но печенеги засыпали их тучей
стрел, а когда раненые начали опускать щиты и ронять мечи, в проломы ворвались
недавние союзники, а ныне верные псы Владимира – варяги. Рубили и крушили
огромными топорами и мечами, расширяли проломы, и вот уже русские дружины
врубились своим любимым строем клином – свиньей, как называли его новгородцы.
