– Княже, – воскликнул Несс с отвращением. –
Куманы даже землю пахать не умеют!
– История, – сказал Владимир тяжело. –
История… Это обоюдоострый меч! Схватись неосторожно – пальцы изрежешь. И добро
бы только пальцы, а не голову! Да и если свою – не жаль, а как чужие полетят?
– Во имя великой цели…
– Так то великой! Но сначала докажи, что она настолько
великая. Не потому великая, что тебе так хочется, а чем она в самом деле выше
других?
– Во-первых, она наша…
Владимир развел руками:
– Все ясно. Можешь не продолжать!
– Без знания истории не может быть и знания
грядущего, – возразил Несс негодующе, явно чувствуя, что сморозил что-то
не то, ибо заухмылялись даже сидевшие вокруг бояре и воеводы.
Князь Владимир подал знак отроку, дабы наполнил чары всем
присутствующим. По горнице растекся тонкий аромат дорогого ромейского вина,
недавно доставленного из Царьграда.
– Красиво сказано, – усмехнулся Владимир, –
но верно ли? История не повторяется, опыт наших предков неприменим. Были мы
кочевники – стали землепашцами, на кой ляд нам богатый опыт кочевья? Соседи
были в своей вере, теперь они приняли кто Христа, кто Мухаммада, кто бога
иудеев. Эти народы слиты одной идеей, с ними общаться приходится иначе, тут
история не поможет, только навредит! А внуки столкнутся с вовсе диковинными
уроками, и что тогда весь наш опыт?
Воеводы и бояре смаковали вино, переговаривались. По знаку
Тавра отрок принес кувшин вина, привезенного из Андалусии. Терпкое густое вино
цветом напоминало жертвенную кровь, запах будоражил.
Несс прикрыл ладонью свою чару. Голос верховного волхва был
упрямым:
– Без знания прошлого нет будущего.
Лицо Владимира налилось кровью. В последнее время он все
быстрее приходил в гнев, а то и в ярость, когда лик его становился бледен и
ужасен, как у мертвеца.
– Пойми! – почти крикнул он, возвысив
голос. – Моя мать была рабыней, а мой дед… я не знаю, кем он был: татем,
головником, князем Малом или самим Перуном. Мне на это плевать! Что было, того
не изменишь. А вот будущим я могу вертеть, как хочу. Я его творю вот прямо
сейчас! Велю тебя казнить, и прервется твой род…
Волхв побледнел. Владимир досадливо топнул, заговорил еще
яростнее:
– А от твоего семени могла бы пойти дивная поросль!
Твои внуки могли бы создать племя, которое дало бы начало новому народу.
Красивому и сильному, к которому перейдет первенство в славянском мире! Может
быть такое? Может!
Несс перевел дыхание. Владимир продолжил безжалостно:
– Но твое семя может дать и племя убийц, что внесут раздор
и смерть в мир… Так как мне поступить с тобой?
Настало грозное молчание. Бояре опустили кубки, смотрели
выжидательно. Слышно, как звенит попавшая в паутину муха, за окном призывно
заржала молодая кобылка.
Несс вздрогнул, глаза великого князя блистали как у
безумного. Ответил с осторожностью:
– Не знаю… Только боги могут прозревать будущее.
– Боги… боги могут прозревать, а мы его должны делать.
Так что на богов надейся, а сам руками двигай! Они творят свою волю через нас,
но мы должны уметь слушать. Богов много, каждый подсказывает свое. Теперь
видишь, как мне важно знать будущее? Что мне жизнь отцов-прадедов, мне до
зарезу нужно знать, как будут жить мои внуки! Как будут жить внуки моих внуков.
За деяния отцов я не отвечаю, а вот мои шаги меня же и страшат: как отзовутся в
будущем? Не будут ли гибельны для моих детей?.. Эх, волхв!.. Ты смотришь на
тысячи лет назад, а я стараюсь заглядывать на столько же вперед. Так кто из нас
смотрит в нужную сторону?
Конь мчался над землей, как низко летящая птица. Сзади
слышался победный конский топот. Малая дружина неслась на таких же легконогих
арабских скакунах, горячих и быстрых.
По обе стороны блестело тяжелое золото пшеницы. Хлеба чуть
колыхались под незаметным Владимиру ветерком, дул в спину, и сравнение с морем
все длилось: те же волны, только из чистого золота, тяжелые и налитые знойным
солнцем. Упади в них – не утонешь. Так и будут ласково передавать друг другу,
пока бережно не отнесут к берегу и не положат на такой же золотой песок.
Золото в поле, яркая синь неба, дальняя полоска темного леса
и дорога, дорога, дорога!
Люди в поле, завидев скачущего всадника с красным плащом за
спиной, останавливались, смотрели с тревогой и любопытством. Кто был ближе к
дороге, кланялся, снимая соломенные шляпы.
Иногда тяжелые колосья чиркали по ногам коня, задевали
сапоги. Зерно налилось, уже восковая спелость, самое время жать, недаром поле
рябит цветными платьями и рубахами. Высыпали все от мала до велика…
Впереди на дороге белела стройная девичья фигурка. Она
приближалась с каждым конским скоком, легкое платье и загорелые босые ноги,
длинная коса до пояса с голубой лентой, лукошко в руке.
Девушка оглянулась на конский топот, Владимир увидел
смеющееся милое лицо, синие глаза. Затем взгляд стал испуганным, как у лесного
зверька.
Владимир придержал коня и поехал рядом, с удовольствием
посматривая сверху. Девушка почти подросток, ясная, как умытое росой утреннее
солнышко. Ключицы торчат худенькие, с высоты седла Владимиру видна была в
вырезе платья полоска белоснежной кожи, не тронутой солнцем, а на груди платье
оттопыривалось острыми кончиками.
– Как зовут, красавица? – спросил он.
– Ива, – ответила она, не поднимая на него взора.
Голосок ее был тихий, словно вершин колосьев чуть коснулся ветерок.
– Куда спешишь, Ивушка?
– Мама собрала тяте обед, он с зари до зари в поле…
– Хорошо делаешь, Ивушка, – похвалил Владимир.
Он все еще ехал рядом, рассматривая ее хищно и по-хозяйски.
Дружина придержала коней позади – князь покличет, когда изволит. Девушка
испуганно вскинула голову, ее лицо и шею, усыпанные веснушками, стал заливать
жаркий румянец.
Владимир чувствовал, как тяжелая густая кровь прилила к низу
живота. В чреслах ощутил жжение, оттуда пошла горячая волна, заставила сердце
стучать чаще, а мощное желание охватило все тело.
Девушка шла, ступая босыми ступнями по придорожной пыли,
теплой и невесомой. Она выглядела робкой и беззащитной, как цыпленок на
открытом дворе под кружащим над ним коршуном.
Владимир привстал на стременах. Слева за деревцами блеснула
вода. Маленькое озеро или речушка, а что в такую жару лучше, чем с размаху
влететь в чистую, прозрачную и холоднющую воду?
– Ну-ка, Ива, – решил он, – давай руку,
садись ко мне. Ну же, сзади есть место… Или хочешь, чтобы бросил поперек седла
и увез, как печенег?
Девушка замерла, потом медленно попятилась, не сводя с него
расширенных в ужасе глаз. В его темных, как чернослив, глазах увидела свою
участь, вскрикнула тонко и жалобно. Он почти схватил ее, но она ловко
увернулась, так что едва не сорвался с седла оземь, бросилась назад по дороге,
не выпуская лукошка.
