Он перелез забор, подкрался к окну. В тереме тихо, пахло
нежилым. Уже не веря, Борис постучал, как велел Рама. В темном помещении ничто
не шелохнулось. Борис постучал еще, прислушался. Тихо, вдалеке лениво брехали
собаки.
Постучал в третий раз, повернулся уходить, как из тьмы
выступила неясная фигура. Борис вздрогнул, когда человек молча взял его за
руку, пальцы у незнакомца как из железа, повел вокруг дома. На заднем дворе
незнакомец поднял ляду, снизу пахнуло теплым воздухом. Все так же не зажигая
света, они стали спускаться по каменным ступеням в темноту.
Спускались долго, сердце Бориса едва не выскакивало от
радости. Снова среди опасностей, снова в чем-то запретном, где можно сложить
голову!
Впереди забрезжил свет. Из полутьмы выступила неясно дверь.
Незнакомец постучал условным стуком. Дверь открыли не сразу, но когда Борис
переступил порог, у него перехватило дыхание.
Большой зал, стены выложены могучими плитами. Мог бы подумать,
что вырублены прямо в скале, если бы Борис не знал, что Киев стоит на песке с
подзолом пополам. Щели заделаны, в зале сухо и горячо от светильников. Под
стенами широкие лавки, все заняты людьми в одинаковых белых одеяниях. Что
заставило Бориса еще больше похолодеть от страха и возбуждения, так это их
лица, полностью закрытые такими же белыми капюшонами. Только для глаз
оставались узкие щелочки.
Посреди зала стоял приземистый стол. На нем лежал
человеческий череп, тускло блестела чаша на высокой ножке.
Человек, приведший Бориса, откинул капюшон. Это оказался
Рама. Он поставил Бориса возле стола на перекрестье взглядов. Голос волхва был
торжественным:
– Тайные Братья! Волхв Борис весьма усерден в познании
наших тайн. Его сердце всегда было всецело отдано величию Руси, но только
сейчас, когда мощь его рук и ног перетекла в мощь разума, он ощутил настоящую,
подлинную мощь… и стал пригоден для нас. Я, по вашему велению, долго наблюдал
за ним, выспрашивал при случаях, вызнавал его сокровенные чаяния… Могу поклясться,
что он уже дозрел учиться у нас, перейти из простых волхвов, коих как песка на
берегу моря, в Настоящие! Посему я, взяв с него клятву, нарушение коей карается
смертью, рискнул привести его сюда. Судите меня, судите его, судите нас!
Он поклонился, отступил и сел на скамью, стал неотличим от
десятка других. Кто-то из сидевших, Борис даже не различил его под стеной,
сказал глухим голосом, искаженным капюшоном до неузнаваемости:
– Что ты ищешь в жизни?
– Истину, – ответил Борис, не задумываясь.
– А что есть истина?
– Знание, – ответил Борис так же быстро.
– Знание – это лишь первая ступенька истины… Что ж, ты
уже скоро сможешь встать на эту ступеньку. Глуп тот, кто мечтает переступить
первые, с ходу запрыгнуть на другие, выше.
Говоривший умолк, а фигуры под стеной зашевелились, Борис
слышал приглушенные слова, но смысла уловить не мог. Один сказал наконец
громче:
– Все же он хочет ведать. А те, нынешние, не хотят… Им
подай слепую веру! Значит, он наш по духу. Мы дадим ему древние веды. Пусть
узрит Истину в доступном ему облике.
После молчания поднялся Рама, откинув капюшон. Лицо его было
посветлевшее. Он торжественно протянул руку Борису:
– Здравствуй, брат! Ты получишь сокровенные знания.
Если и тогда захочешь связать свою судьбу с Тайным Братством, посвященные
проведут тебя через очищения, испытания. Ты узнаешь старые клятвы, дашь их… Но
это будет не сразу. А пока… следуй за мной.
Против ожидания Бориса, он пошел не к выходу, а через весь
подземный зал к крохотной, едва заметной дверце. Снял хитроумные запоры,
навалился, отворил тяжелую дверь.
Борис ожидал увидеть крохотную каморку, но прямо от двери
тянулся длинный проход. Вдоль стен на широких лавках и на вбитых в стены полках
в несколько рядов лежали стопки тонких деревянных дощечек, пластинок из красной
обожженной глины, свертки белоснежной бересты, широкие листы пергамента… Все
было испещрено письменами, которые он никогда не видывал раньше. В дальнем углу
при желтом свете масляного светильника горбились два человека. Лица их были скрыты.
Они старательно переносили с глиняных пластинок на свежевыделанную телячью кожу
странные значки.
– Узнавай прошлое, – велел Рама. Он
улыбнулся. – Но будь недолго. Наверху ты остаешься обычным младшим
волхвом. Утром ты должен быть на жертвоприношении богам, которых на самом деле
мы не чтим и которым не поклоняемся… Но это все должно оставаться в тайне!
Он ушел, плотно затворив за собой дверь. Глухо загремели
запоры. Борис остался наедине с сокровищницами вед, если не считать двух
молчаливых переписчиков. То ли у них были отрезаны языки, то ли они получили
строжайший приказ не общаться с ним, но Борис вскоре ощутил себя в полном
одиночестве. В сердце закрался было страх, все-таки в глубоком подземелье, но
вскоре один только вид грамот на телячьей шкуре и бересте заставил забыть все
на свете…
Когда под утро загремели запоры, Рама застал Бориса с
осунувшимся лицом, желтого, в состоянии, близком к отчаянию.
– Я не понимаю, – сказал он измученно. –
Отдельные знаки разумею, иногда даже схватываю значение слов, но смысл так и не
постигаю! Даже не знаю, как толковать! Деяния древних достойны удивления,
непривычны…
Рама покачал головой:
– Спешишь. И то дивно, что ухватил хоть что-то. Древний
язык, древний способ записи… Все изменилось за века, тысячи лет! Пойдем, тебе
пора помогать Нессу при жертвоприношении Перуну. Привыкнешь, узнаешь старый
язык прародителей.
Прошло время, и Борис начал все-таки разбирать древние и
древнейшие записи. Заодно чуточку понял, откуда взялось Тайное Братство
Волхвов. Оказывается, в древнейшие времена, когда мир был иным, когда на свете
еще не было ни одного из нынешних народов, пращуры некоторых славян начали
переходить от привычного кочевья, требовавшего отваги и мужества, к новому для
них землепашеству.
Кочевники же презирали сородичей, что променяли боевую славу
наездников на унылый монотонный труд. Сперва редко, затем все чаще и чаще стали
совершать потравы своими бесчисленными стадами, в набегах разоряли их веси,
сами оставаясь жить в шатрах и в крытых повозках. Однако люди вырождались,
мельчали, теряли боевой дух, и вот уже все новые и новые начинали держать скот
в загонах, а хлеб собирать с распаханных полей…
И наконец подлый царевич Колоксай, что на старом языке
значит Солнце-царь, вместе с новыми волхвами придумал и распространил ложь,
будто с неба упали золотые вещи: плуг, ярмо, секира и чаша. Они, мол, горели
небесным огнем, и никто не мог их взять, только самому младшему сыну царя
Таргитая, как раз царевичу Колоксаю, они дались в руки. Потому, мол, сами боги
велят отдать всю власть ему!
Власть Таргитая в кровавой войне была низвергнута. Новые
волхвы уничтожили культ девы Даны – древней богини воды, а всюду насаждали
новую богиню землепашцев – богиню Апию, мать сыру землю. Старых волхвов убивали
на месте. Праздники купала, свячение вербы, русалии и другие старые культы воды
теперь были под запретом.
