Глава 40
Только чувство вины перед болгарами заставило его переломить
мнение воевод и бояр насчет дани. Войдан, Стойгнев, даже мудрый Тавр не могли
понять, как это не взять хотя бы обычного окупа с побежденных? Война всегда
кормила войско, а тут еще победа в такой богатой и роскошной стране!
Владимир настоял на своем и, более того, вместе с болгарами
повел свое огромное войско на империю. Как донесли разведчики, исполинскую
армию возглавил сам император Василий. С ним лучшие полководцы империи!
Две армии сошлись 17 августа 986 года, если считать от
рождения Христа, как считали болгары. Это случилось при Сардинике. Сражение
было кровавым, но огромное войско империи не устояло перед дружным натиском
славянских войск. Бегство началось, когда под ударами болгар пали первые
когорты, а конное войско русичей опрокинуло фланг и погнало ромейские полки на своих
же, которых император Василий держал для завершающего удара.
Разгром был страшным. Поля и долины были покрыты трупами,
зеленая трава покраснела от крови. Войско империи было истреблено начисто, сам
император Василий был спасен от плена лишь благодаря наемной пехоте армян. Те,
окружив императора и погибая под стрелами конницы торков, сумели с ним
подняться в горы и трудной горной тропой вывели в Македонию.
Остатки армии были рассеяны. Кому удалось уйти живым, вскоре
попали в плен. Известие о разгроме императора вызвало оживление среди тех, кто
мечтал о троне.
А тем временем мятежник Фока покорил римские области,
овладел приморскими городами и крепостями, двинул могучий флот к столице, где
под началом своего брата начал подтягивать к Константинополю конные и пехотные
войска.
Владимир к этому времени уже распрощался с Самуилом, обнялся
с его боярами, и его войско с богатой добычей и пленниками направилось обратно
на Русь. Правда, большую часть полона продали евреям-рахдонитам, те выгодно
сбудут на базарах Хорезма, но лучших ремесленников и мастеров Владимир вел на
Русь. Им дел найдется выше головы. Сил на Руси с избытком, теперь она остро
нуждается в красоте.
Уже из Киева внимательно следил через свои глаза и уши за
волнениями в империи. Вскоре весь Восток и вся Малая Азия были в руках Варда
Фоки и Склира. А болгары, одержав ряд блестящих побед, опустошали империю до
самых Салоников. И естественно, от базилевсов пошли одно за другим посольства с
просьбой забыть былые распри, чего не бывает, прислать войско уже на помощь
империи или как-то помочь иначе в обмен на новые льготы Руси, ее людям или даже
уступки каких-то земель…
Владимир ощутил лихорадочное возбуждение. Он не мог сидеть,
вскакивал, бегал по комнате, едва не бросался на стены. Не пришла ли пора?
Благодаря восстанию в империи можно ее взять даже раньше, чем рассчитывал!
В этой части терема стены были из плотно подогнанных бревен,
здесь сапоги стучали по чисто выскобленному полу, не закрытому коврами, медвежьими
шкурами. На стенах висели на вбитых между бревен крючьях щиты и топоры. На
почетном месте блистал гигантский двуручный меч, рядом с ним были две секиры,
тоже исполинские. Меч Рогволода и секиры его сыновей!
Владимир велел повесить их здесь, пусть Рогнеда думает, что
это из уважения к ее отцу и братьям. Приятно забрать оружие врага и повесить в
своем тереме! Еще лучше – гордую княжну взять силой и брать ее всегда, когда
изволишь!
Сейчас он прошел мимо, не мазнув взглядом. Из дальней
комнаты доносилось негромкое пение. Сквозь приотворенную дверь видно сенную
девку, что пела тихонько и неспешно расчесывала длинные волосы полоцкой княжны.
Ей самой нравилось пропускать сквозь пальцы шелковые тяжелые волосы, чистые,
пахнущие цветами и травами.
Рогнеда хотела встать, Владимир остановил ее жестом. Девка
застыла, глядя на него выпученными в ужасе глазами. Прошлым летом он с Войданом
и Тавром повстречали ее на лестнице, и то ли жареное мясо с перцем, то ли
голова уже трещала от умных споров о том, как обустроить Русь, но Владимир
перегнул ее прямо через перила, так что почти висела над мощенным камнем
двором, задрал подол, насытил плоть, а потом не отказались и Войдан с Тавром.
Но эта дурочка не ликует, что ей оказал честь великий князь с двумя воеводами,
дрожмя дрожит, губы трясутся, будто по ним бьют пальцем.
– Приветствую тебя, Рогнеда, – сказал он медленно.
Она встретилась с ним взглядом, остатки крови покинули ее
бледные щеки. В глазах метнулся страх.
– И я тебя, великий князь и повелитель…
Владимир смотрел в упор. В груди стало горячо, ощутил, как
разгорается уголек гнева.
– Тебе ничего не хочется мне сказать, Рогнеда?
Ее побелевшие губы дрогнули.
– О… чем?
– Ну, хотя бы о молодом боярине из Биармии, именуемой
также землей Пермской.
Она вздрогнула всем телом. В глазах снова метнулся страх,
перерос в панику.
– Что ты хочешь сказать, повелитель?
– Известно мне стало, что он бывал в твоих покоях.
Тайно! А на той неделе замечен был, как спускался из окна по веревке. Но взять
не сумели, больно ловок оказался.
Рогнеда молчала, глаза не покидали его лица. Затем она
выпрямилась, волосы тяжелой волной струились по прямой спине. Грудь ее была все
еще хороша, хотя уже родила ему троих сыновей и дочь. Мертвым голосом спросила:
– Когда мне на жертвенный костер?
Он смотрел в упор:
– Отваги тебе не занимать, знаю. Но что скажешь о нем?
– Он ускользнул, – ответила она, голос ее
потеплел. – Что мне еще? Только бы он жил…
Сенная девка боялась шелохнуться. Веснушки на белом лице
проступили ярко, целая россыпь. Ей тоже под нож жреца, если не привяжут к диким
коням, не бросят в яму с голодными псами-людоедами.
Владимир пытался разжечь в себе гнев, но уголек погас,
рассыпался теплой золой. Он был оскорблен, жестоко оскорблен, но почему-то не
чувствовал оскорбления. Должен бросить ее под нож жреца, как бросал прочих
неверных жен и наложниц, так от него ждут все: от бояр до последнего холопа, а
он редко спорил со старым поконом, с Правдой, с обычаями чести…
– Пусть не страшится моего гнева, – ответил
он. – Его дом и его земли уцелеют. Это я тебя мог принудить… но не он.
Если допустила его к своему телу, то лишь по любви. Отпускаю я тебя, Рогнеда.
Ей показалось, что ослышалась. А девка превратилась в
сплошной разинутый рот.
– Что значит… отпускаешь? – переспросила
Рогнеда. – Душу мою?
– И тело, – сказал он. – Кончилась твоя
неволя, твое заточение. Бери все, что захочешь. Бери с собой своих людей, что
служили тебе верно. Я выделяю тебе дом в Полоцке. А не хочешь – возьми денег из
скарбницы, купи сама. Где захочешь. И пусть твой… ну, пусть берет тебя в жены
свободно.
