– Ничего… Тебя утешат твои жены. Я уверена, что у
такого отважного воина много жен и еще больше наложниц.
Против желания она сама уловила в своем голосе ревнивую
нотку. А воин все так же с веселым отчаянием махнул рукой:
– Я их всех отпустил! Теперь я одинок. И некому встать
со мной рядом.
За спиной Анны начали тревожно переговариваться. Один
наклонился к Войдану, что-то шепнул на ухо. Тот кивнул, взглянул на
встречающего витязя:
– Что велит великий князь?
Витязь развел руками:
– Ему не терпится увидеть Анну во дворце. Посему он
желает, чтобы ее привезли к нему немедля.
Войдан все еще не спускал с него глаз. В них заблистала
насмешка.
– А торжественный прием?
– Потом. Сумеешь передать ее мне в лодку? А ее свита
пусть либо дожидается, когда их отнесут на носилках, либо едут на наших лодьях.
Войдан кивнул:
– Я готов. Но согласятся ли отпустить принцессу с
тобой…
– Со слабыми не считаются, – ответил витязь
мстительно.
Он прыгнул через борт, а из лодки протянул руки. Войдан
неожиданно подхватил Анну на руки, шепнул, чтобы ничего не страшилась, передал
в требовательно протянутые руки раньше, чем свита испуганно завизжала, кинулась
останавливать.
Анна замерла в могучих руках. Ей хотелось, чтобы это
мгновение никогда не кончалось. Его руки были сильные и твердые, как корни
дуба, от кожи пахло солнцем и морем. Он держал ее как пушинку, уже и лодья
отодвинулась от дромона, а он все держал, и лишь когда тревожно завозилась в
его объятиях, нехотя опустил на дощатую палубу.
– Тебе не сносить головы, – шепнула она.
Он неотрывно смотрел в ее чистые глаза:
– Надеюсь…
– Почему?
– Хочу умереть на бегу. И чтобы видеть тебя…
Лодью качнуло на волнах, он подхватил ее под руку и уже не
отпускал. Гребцы дружно рвали весла, она видела смеющиеся лица, на нее глазели
откровенно и весело, и она напомнила себе, что эти люди не знают сложного
церемониала имперского двора, потому так откровенны и бесстрашны.
– Ты служишь у великого императора русов? –
спросила она тихо.
В ее глазах было сомнение. Он был одет слишком просто, ни
один император не позволит, чтобы его личные солдаты выглядели бедными. Правда,
у него из-за спины торчит рукоять меча, что базилевсу под стать: рукоять
украшена рубинами, а нарочито простые ножны по краям блистают бриллиантами. Но
сапоги этого витязя стоптаны, растрескались от жары и пыли.
Он ответил жарким шепотом:
– Я служу Руси.
– Будь осторожен, – сказала она одними
губами. – Тебя казнят, едва выйдешь на берег… Не держи меня за руку!
Он не отпустил, глаза были дерзкими.
– Наш князь не обидится.
Что-то насторожило в его голосе, она спросила с подозрением:
– Он стар и немощен?
– Гм…
Второй гребец, который без напарника поднял весло и сидел,
прислушиваясь к их разговору, хмыкнул. Вольдемар посмотрел на него строго:
– Ты чего? Так уж немощен твой князь?
Гребец, здоровенный мужик с кудрявой бородкой, почесал в
затылке, перекривив рожу, подвигал кожей на лбу, изображая непосильные
мыслительные процессы, ответил с сомнением:
– Да, пожалуй… Девятьсот девяносто восемь жен как было,
так и осталось… Уже год, как ни одной не прибавилось… Слабеет наш князь! Не
сумел догнать премудрого Соломона, у того было тыща жен.
Витязь сказал раздраженно:
– Черт бы тебя побрал, Жидовин! Уже все знают, что
князь давно отпустил всех жен… и прочих. Один ты еще не слышал!
Жидовин – а теперь и Анна признала в нем иудея – опять
почесал в затылке, посопел, изображая руса, даже вытер рукавом воображаемые
сопли, сказал с сомнением:
– Да я-то слыхивал… Но мы ж знаем, какой он хитрый!
Явно где-то припрятал, чтобы тайком по ночам туда шастать, аки лис к курам…
Витязь люто зыркнул, испепелил его на месте, вбил по уши в
дно лодки, растер и вытер подошвы, лишь тогда с натянутой улыбкой повернулся к
Анне:
– Не слушай их… И это верная дружина князя!
Представляешь, каково ему с таким окружением?
– Почему не заменит? – спросила она с недоумением.
Он отмахнулся с безнадежностью:
– Другие еще хуже.
На берегу блистали оружием и доспехами суроволицые воины.
Осеннее солнце косыми лучами дробилось на мелких пластинах доспехов, кольцах
кольчуг, шлемах и непривычно длинных, вытянутых книзу щитах.
Среди воинов небольшой кучкой выделялись прибывшие ранее
василики, епископы и священники в раззолоченных и пышных ризах, царьградские
чиновники. Все жадно и тревожно смотрели на приближающуюся лодью. Северный
ветер трепал их ризы и волосы. Все, кроме русов, ежились, прятались от ветра.
Анна спросила тихо:
– Я не вижу… великого князя.
Вольдемар сказал заботливым голосом:
– Он с нетерпением ждет тебя во дворце. Сама знаешь,
ему нельзя тебя видеть до венчания.
Острая тоска сжала ее сердце. Знала, что больше не увидит
родного города, отныне и навеки ее землей будет эта таинственная Русь, а
окружать ее будут эти свирепые люди, уже смирилась, ибо отпрыски императорских
династий никогда не выходили замуж и не женились по любви, всегда это были
династические браки, но внезапная встреча с этим дерзкоглазым витязем
всколыхнула все тайное, что так тщательно прятала в самой глубине сердца.
Среди пожарищ и обгорелых остовов дворец правителя оставался
единственным уцелевшим зданием. Даже сад вокруг дворца был не тронут, а трупы,
как поняла Анна, унесли, закопали, траву заново расчистили. По саду с ножницами
в руках бродили два садовника, подстригали кусты роз. Для них весь мир был
здесь.
Анна заметила, что Вольдемару кланяются как простые воины,
как и знатные русы. Это удивило, мог бы и похвастать, потом поняла, что для
него все равно мало. А то, что он ведет ее к правителю Руси, наверняка
наполняет и его сердце печалью и ядом. Только он мужчина, вида не показывает…
В переднем зале он шепнул ей на ухо:
– Погоди минутку… Я сейчас.
Он исчез, не дав сказать слова, а Войдан, что держался
следом, прогудел густым успокаивающим голосом:
– Все будет хорошо.
– Войдан, – сказала она робко, – ты здесь мой
единственный друг! Не покидай меня, пока сможешь.
В его насмешливых глазах промелькнула искорка, то ли
жалости, то ли сочувствия, но он лишь повторил:
