Стойгнев отступил на шаг. Лицо исказилось гримасой страха.
– Пригрозить Святославу Неистовому?
Владимир поймал его за полу, дивясь своей смелости.
– Мой отец тоже человек, – сказал он
настойчиво. – Да, он свиреп, не терпит прекословия… но он спешит в
Болгарию! Его душа уже там, с войсками. А возиться с новгородцами для него
мука! Он спешит свершить великие подвиги, что ему местные свары? Если
намекнуть, что ежели он не даст Новгороду князя, то вы сами изберете….
Кресан отшатнулся:
– Никто не посмеет…
– Ладно, зайдем с другого боку, – сказал Владимир
с отчаянием. – Мол, новгородцы волнуются. Одни тянут к Оттону, другие – к
свеям. Хорошо бы, мол, дать им своего князя, чтобы привязать к Руси крепче. А в
Новгороде немало людей достойных, да и чужие в князья набиваются. От поляков,
германцев, свеев… Если придет князь от них, тогда Новгород будет смотреть уже
не в сторону Киева!
Стойгнев сказал дрогнувшим голосом:
– Святослав тут же скарает нас на горло.
– Или посадит на палю, – предположил
Годовит, – чтобы мы умирали долго, а другие видели, что ждет отступников.
Владимир чувствовал, как крупные капли пота покатились по
разгоряченному лицу.
– Не покарает!.. Вот как боги святы, не покарает!.. Он
покарал бы, если бы оставался в Киеве. Еще и дружину повел бы на Новгород,
чтобы чинить суд и расправу. А сейчас ему некогда возиться с такой мелочью, как
Новгород!.. Покарает вас, послов, а в Новгороде вдруг да вспыхнет мятеж?
Конечно, для него его удавить – раз плюнуть, но вся дружина уже готова к броску
на юг, в Болгарию, а затем к Царьграду! Что ему Новгород, когда он одной ногой
в Царьграде?
Стойгнев, сам бледный, такие речи даже слушать опасно,
смотрел то на взволнованного подростка, то на Кресана. Старец впал в глубокую
задумчивость. Годовит спиной подпирал дверь, прислушивался и к речам, и к
звукам из коридора.
– Мы посоветуемся, – сказал наконец Кресан. –
Ты, княжич, иди с богами… Взбаламутил нам души. Уж почудилось, что и в самом
деле наш город сможет получить князя.
– Навеки, – ответил Владимир со страстным нажимом.
Он поклонился, шагнул к двери, затем повернулся и сказал страстно: – Отныне и
навеки! Я буду лишь первым.
Дверь за ним захлопнулась. Стойгнев еще долго стоял посреди
комнаты, не двигаясь с места. Только голова начала дергаться, а брови сшиблись
на переносице. Годовит шептался с Кресаном. Вид у обоих был испуганный, а лица
белее мела.
Его трясло, как стебелек на ветру, когда он закрыл за собой
дверь. Перед глазами плыло, в ушах стоял звон. Он смахнул пот с глаз, заставил
себя дышать медленнее, на подгибающихся ногах сбежал на поверх ниже. Он помнил,
где чья комната была вчера, и помнил, кто их занимает сейчас.
Добрыня стоял у окна, в его огромных руках блестела
мертвенными искрами рубашка из булатных колец. Витязь рассматривал ее
придирчиво, хмыкал, вертел так и эдак.
– Дядя! – вскрикнул Владимир. – Мне очень
нужна твоя помощь.
Добрыня повернулся, серые глаза внимательно оглядели
молодого парнишку.
– Дядя, – сказал Владимир страстным
шепотом, – прибыли новгородские посланники с жалобой на бесчинства
наместника. Но я убедил их просить меня на княжение. Великий князь, конечно,
будет против… но тут можешь помочь ты!
Добрыня даже отшатнулся. Племянник стоял перед ним красный,
пылающее лицо пошло багровыми пятнами. Его трясло, на лбу выступили крупные
капли пота. Черные волосы слиплись сосульками.
– Ты в своем уме? Откуда ты взял, что новгородцы…
– Дядя, – перебил Владимир, что было неслыханно:
Добрыню даже дружинники не решались так обрывать, – это так! Подумай, как
склонить князя, чтобы выслушал их!.. Быстрее, уже гремят трубы! Созывают на
великий сбор!
Добрыня досадливо отшвырнул кольчугу на стол:
– Зачем тебе этот северный городишко? С его долгой
зимой и бесконечными болотами? В Киеве тепло, богато, гости из дальних стран…
Владимир проглотил резкий ответ, взрослый дядя иногда мыслит
как совсем невзрослый, заговорил другим тоном:
– Да, здесь богато, здесь тепло, здесь гости… Но такие
кольчуги есть и в Новгороде. А нет – купить можно. Из меня ведь какой князь?
Только название. Меня отец отправил бы только с тобой, дядя. Ты в Новгороде был
бы настоящим князем, только что звался бы посадником или еще как… Ведь в мои
годы какой князь?
Добрыня отмахнулся, потянулся за кольчугой, но движения
стали нерешительными. Владимир почти видел, как медленно начинают двигаться
жернова, что заменяют мозги в черепе могучего воителя. От усилий кожа на ровном
лбу собралась валиками.
– Князь не согласится, – сказал он наконец с
сомнением.
– Что мы теряем? – упорствовал Владимир. –
Зато получить можем все.
– Князь привык, что я советы подаю дельные.
– Тем более! Он уже седлает коней для великого похода.
А мы приобретем Новгород.
Он нарочито выделял слово «мы». Его обижала и не любила
челядь, а Добрыню – воеводы, бояре, тысяцкие. Он был как бельмо на глазу,
близок к грозному Святославу, но не родовитый, пригретый лишь за верное
служение. Но долго ли перемениться дружбе? Да и не вечен князь, особенно когда
идет в новую страшную сечу. Он всегда первым вступает в бой, последним уходит.
Долго ли боги будут беречь его буйную голову?
Владимир молчал, смотрел на Добрыню. Так хотелось, чтобы
богатырь по его лицу прочел, что когда Ярополк возьмет бразды правления в свои
руки, то Добрыне несдобровать. Своих земель нет, как нет сел и городов.
Святослав не успел пожаловать, да и не хотел. Так дружинник вернее привязан,
надежнее служит, на свои богатства не оглядывается. Но теперь он, голый и
безденежный, останется со знатными людьми Киева. А у них и пожалованные, и
унаследованные земли, они при любом князе – сила. А что останется у него, если
Святослав сложит буйну голову?
– Я попытаюсь, – ответил Добрыня наконец с тяжким
вздохом. – Вряд ли у нас что-то получится. Но я попробую склонить
Святослава дать тебя в Новгород князем…
– Нет, – прервал Владимир. – Не меня. Просто
князя.
Добрыня смотрел пристально:
– Я вижу, ты обдумал все очень хорошо. Почему?
– Святослав сам назовет меня. Другой не пойдет в
северные болотные земли.
Добрыня с сомнением покачивал головой, но глаза были
тревожными и задумчивыми. Парень молодой, но хитер как лис, осторожен как
бобер, а паутину ткет такую, что мизгирь позавидует. Похоже, к такому случаю
готовился давно, все продумал. Умному хватит раз взглянуть на ромеев, чтобы
научиться их хитрости да хвостовилянию. Что ж, нужда заставит калачи есть.
