Город рос, Славен помер, а переселенцы в тоске по Старграду
называли между собой новый город просто Новоградом, Новградом, Новгородом.
После гибели Славена город вовсе перестали называть Ильмером, только волхвы еще
помнили, передавали из поколения в поколение свое сокровенное знание, занося
его чертами и резами на деревянные дощечки. Через дощечки по краю пропускали
раскаленный прут, за ним продевали веревочку и такими связками хранили в своих
тайниках.
Укрепил Ильмер, а ныне Новгород, и расширил князь Вандал, а
уже Гостомысл мудрой политикой сумел завязать крепкие торговые узы с заморскими
странами. Он же пригласил на княжение отважного воителя Рюрика Боянского, или
же, как его называли в западных странах, Рюрика Рюгенского. Перед могучим
предводителем варяжских дружин из русов, свеев и германцев трепетали приморские
города Европы и даже далеких южных стран. Рюрик жил со своим народом на острове
Буяне, в соседних странах его звали Рюгеном, оттуда совершал молниеносные
набеги на быстроходных ладьях. Данию он грабил так часто, что в ряде западных
хроник его называли Рюриком Датским.
На просьбу Гостомысла прибыть на княжение сперва ответил
отказом, Новгород-де ставит наемных князей с их дружинами в слишком
подневольное положение, но посадник был настойчив, расписывал огромную страну,
которой можно владеть, и Рюрик в конце концов прибыл в святилище Световида,
спросил оракула, и тот велел немедля идти на помощь тестю. Рюрик и сам понимал,
что остров мешает расти племени русов вширь, а земли на материке заняты накрепко.
У восточных же родичей земля велика и обильна, а порядка в ней нет – так ее
расписывал Гостомысл. Диких же соседей, что докучают из Степи, можно загнать
обратно. А из бесчисленных славянских племен, что бьются одно с другим смертным
боем, можно создать такое государство, перед которым задрожат западные страны.
Он прибыл в Новгород со своим двором и могучей дружиной. В
ней, кроме самих русов-рюгенцов, были свеи, германцы, норманны, даже два мавра.
Беспорядки он подавил сразу и жестоко. Последний большой мятеж поднял Вадим
Храбрый, последний вольный славянин, как его назвали позже. Рюрик сразил его в
честном поединке, а остатки мятежников рассеял. Кого поймали, вешали вдоль
дороги.
Княжение Рюрика было недолгим. Он еще возвращался в свою
Русь, на Рюген и в Данию, улаживал старые споры, но раны прошлых лет давали о
себе знать. Он все еще сам объезжал подвластные племена, чинил суд, но на
обратном пути к Новгороду расхворался сильно и тяжко. Умереть бы своей смертью,
но бог воинов милостив: храбрецы из местного племени решили устроить засаду
могучему воителю. Рюрик разгадал вовремя, кого побил, кого взял в полон, но
последний из умирающих пустил ему стрелу в спину.
Игорь, сын Рюрика, был годами еще мал, вместо него правил
Олег. Его звали Вещим, он был из волхвов и умел прозревать грядущее. Олег не
желал называться князем, ему по рождению нельзя им быть, однако это не помешало
ему воевать успешно, собирать племена в единое государство, которое назвал
Русью в память о покинутой Руси на родном острове. Потом он разбил ромейские
войска, заставил их императора платить ему дань, тем самым считаясь с новым
образованием на своих границах, а в знак победы прибил на ворота Царьграда свой
щит.
Однако едва лишь Игорь подрос, Олег тут же сорвал с пояса
меч, передал Игорю, а сам ушел в волхвы. Никто не знает, куда он ушел, умер ли
вообще, потому что у таких людей судьба бывает очень странной, а для простого
люда – невероятной и таинственной.
Еще Олег при малолетнем Игоре занял Киев, убив Аскольда,
последнего потомка древних сколотских царей, от народа которых остались только
названия рек, гор, озер, вроде Оскол, Ворскла… Русь Олега переместилась южнее,
стала называться Киевской, в отличие от Руси Буянской или Руси Новгородской.
С той поры Новгород без князя. Князья сидят только в Киеве,
а в других городах – посадники. Из Киева князья собирают ежегодную дань. И вот
теперь впервые после многих десятилетий Новгород обретает своего князя, что
сразу возвышает весь город на целый поверх. И городу, и новгородцам будет
больше чести, славы и уважения.
Значит, горожане должны быть рады ему, Владимиру. Как и
бояре, купцы, знатные люди. Пусть он не совсем князь – сын рабыни! – пусть
великая, хоть и придуманная, нужда заставила грозного Святослава дать им свое
княжение, пусть даже он и здесь будет под присмотром верного Святославу пса
войны Добрыни….
Но все-таки… все-таки это его первая большая победа. Победа
его ума, воли и выживаемости!
И еще одно, думал он напряженно в ритм быстрой скачке.
Святослав, в отличие от своего отца Игоря, Олега, Сфенела, которые были
чистокровными русами, есть уже русич, или росич, то бишь помесь руса со
славянкой. Правда, Святослав бреет голову, как русы, оставляя длинный чуб,
свисающий на ухо, носит в левом ухе серьгу, моется в тазу, а не в славянской бане,
и вообще крут нравом, быстр и яростен, как русы, свиреп в бою, но все-таки его
матерью стала славянка Ольга, и он уже одинаково владеет обоими языками.
Зато уже дети Святослава, даже его высокородные от жен
княгинь, с детства знают славянскую речь, а язык своих дедов по отцу
воспринимают как близкий, но не свой.
Славяне же, будь это дрягва, дубиничи, тиверцы, вятичи, раз
уж покорились русам и платят им дань, то считаются ихними, то бишь людьми
русскими. Он тоже русский, а не рус и даже не росич, это его сблизит с
покоренным народом. Все-таки если не откровенная ненависть, то недовольство
захватчиками все еще живо. Он в их глазах должен стать не просто первым князем,
а первым русским князем!
Уже показались серые бревенчатые крепостные стены Новгорода.
Небо нависало серое, как раскисшая под ногами земля, воздух был свежий, а ветер
дул промозглый, нес сырость и болезни. Кони тащились тяжело, на копытах
нависало по пуду грязи.
Владимир подавил разочарование. Да, это не огромный Киев,
где среди трехповерховых теремов уже есть и каменные или хотя бы каменные в
основании! Не Киев… Но зато в Киеве он был и должен был остаться навеки сыном
рабыни. Здесь же, при удаче… нет, плохое слово, пусть удача улыбается никчемам,
а он должен добиваться успеха. Удача слепа, может посетить и круглых дураков,
потому на нее и надеются, а сильные куют не удачу, а успех!
Он вздохнул глубоко и мощно. Он вырвался из Киева, но там
было привычно, защищенно, безопасно, хоть и не очень сытно. А здесь чужой
город, чужие люди. А на нем клеймо байстрюка, бастарда, незаконнорожденного. И
бороться за себя придется еще больше, чем раньше. Добрыня и Стойгнев, что едут
сзади, не помощники. У них свои цели, а он для них вовсе не князь, а так… кому
ложка, кому черпак, кому еще какое средство для достижения своих целей.
Послышался далекий конский топот. От городских стен мчались
всадники. Владимир решил было, что новгородцы встречают как князя, но те
приблизились, он увидел, что настигают убегающего человека.
Уже сверкнули мечи над головой беглеца. Тот понял, не уйти,
резко скакнул от дороги, побежал, но до леса хоть и близко, но двое конных
пустили коней наперерез. Беглец затравленно оглянулся, быстро подхватил длинную
жердь, свирепо взмахнул над головой. Послышался крик, оборвавшийся на всхлипе.
Всадник вылетел из седла, как тряпичная кукла, а конь от удара присел на круп.
