Парень вскинул голову:
– Какой покон? Именно по покону эти земли – общинные!
Новгородские мужики уже подошли с веревками к Звенько.
Владимир сказал резко:
– Когда сяду в Новгороде, буду лучше знать местные
обычаи. Сейчас же, Звенько, даю тебе серебряную гривну. Заплати за
самовольство! А с покалеченным погодим. Будет жив – одна вира, умрет – другая.
Среди дружинников нарастал гул голосов. Владимир среди
возгласов удивления уловил и одобрение. Звенько изумленно смотрел в лицо
молодого парня, с которым только что дрался:
– Спасибо!.. Спасибо, добрый человек!.. Не знаю, как
звать-величать тебя…
Владимир молча отступил на шаг в сторону. Добрыня как чуял,
медленно выдвинулся на своем громадном как гора коне, проговорил голосом густым
и могучим, как довольный рев сытого медведя:
– А победил тебя и подал руку… князь новгородский
Владимир, сын Святослава!
За спиной зашумели еще довольнее, ибо челюсти у новгородцев
отвисли, грязь скребут с земли. А Звенько как стоял, вытаращив глаза вроде
глупого сома, так и рухнул на колени. Новгородцы помялись, нехотя слезли с
коней.
Владимир дружески хлопнул Звенько по плечу, отвернулся, как
птица взлетел в седло своего коня. Жеребец взыграл, готовый пуститься вскачь.
Владимир дал ему сделать два шага, потом рассчитанно повернулся, бросил
небрежно:
– Слушай, Звенько… Селиться тебе все одно негде… Или
есть?
– Нету…
– Хочешь ко мне в дружину?
Звенько, который с мукой в лице смотрел вслед удаляющемуся
молодому князю, подбежал, припал к его сапогу:
– Княже!.. Жизнь отдам!.. Кровь всю возьми до капли,
люб ты мне!.. Никто со мною так… Други были, но покинули все…
– Вот и ладно, – произнес Владимир спокойно, хотя
внутри все прыгало и скакало. – Дайте ему запасного коня. Оружие получишь
потом. Ну, тронулись!
Он пустил коня вперед, не дожидаясь, когда Звенько взберется
в седло. Спину сверлил тяжелый взгляд, налитый угрюмой злобой. Управитель
новгородского тиуна Курбата выглядит опасным, надо узнать его имя. Еще не войдя
в Новгород, уже нажил себе врага! Да и другие новгородцы чувствуют себя
посрамленными. Это над ними откровенно скалят зубы чужаки, дружинники киевского
князя! Словом, нажил одного врага и пятерых недоброжелателей…
Конь пошел галопом, чувствуя неспокойствие всадника.
Нарушены новгородские законы, думал Владимир тоскливо. Нарушены права тиуна,
галопом поскачут жалобы великому князю. Слава Сварогу, тот уже выступил в
поход, догнать непросто. Да, он играет с огнем. Ведь ни Стойгнев, ни Добрыня
ему не опора. У каждого свои собственные цели. Его хотят использовать только
для себя. И для Стойгнева, и для Добрыни он только имя, им будут пользоваться
кто как лопатой, кто вместо веника, а кто и заместо скамеечки для ног.
Да, хотят и будут, что он может сделать? Сейчас – ничего.
Ему нужны люди, что будут верны именно ему, юному новгородскому князю. Звенько
первый, здесь ему просто повезло. Впрочем, почему повезло? Он сам завоевал
сердце и душу этого холопа. Не так просто завоевал, голова до сих пор кружится,
а в ушах будто комар звенит! Теперь надо находить и завоевывать умелых из
холопов. У них нет ни земель, ни богатства – это может по крохам давать им он,
новгородский князь. Только по крохам, у него самого одни крохи, но они будут
счастливы и тем, будут держаться за него. Только за него, ибо другие их будут
ненавидеть. И сразу все отнимут, ежели с ним, их защитником, что стрясется…
Ладно, сказал себе сердито. Надо волю в кулак, а сопли и
слезы – в тряпочку. У кого нет врагов, тот ничего не стоит! Тот вообще не
человек.
Копыта стучали грозно, заставляя сердце биться чаще. Дорога
бросалась навстречу, исчезала под конским брюхом. Серая стена из неошкуренных
бревен приближалась, темным пятном выступили ворота. Сзади неслась молчаливая
дружина, в первых рядах Добрыня и Стойгнев. Позади неумело скакал Звенько на
огромном и черном как ночь жеребце, влюбленно и преданно глядя в спину юного
князя.
Глава 13
Добрыня очень умело, надо отдать должное, сразу по приезде
взял ничего не подозревающего посадника в клещи. Для того и гнали коней,
объяснил позже он Владимиру, чтобы тот не успел припрятать награбленное. И не
продал, а деньги сложил в калиту.
Терем был богат, хотя и не чета киевским, с подвалами с
добром, складами, амбарами, конюшнями, пристройками. Хороша была и зброярня,
где оружие висело на стенах, блестело начищенным железом в углах комнат, лежало
целыми связками на свободных лавках. Мечи особой закалки, что так ценятся в
западных странах и вызывают зависть у ромеев, висели так плотно, что касались
рукоятями. Харалужные шоломы блистали на лавке и на подоконнике, выставленные
рядком как на показ или продажу, а кольчуги висят на бревенчатых стенах
распятые, сразу видно все размеры, есть и с нашитыми железными бляшками, есть с
длинными рукавами, есть с воротниками и без, грудами свалены в углах железные
наплечники, нарукавники, поножи, богатырские рукавицы из толстой кожи с
железными шипами, возле кадки с водой для умывания стоит связка длинных луков,
над ними на стене висят широкие пояса из двойного слоя кожи и с нашитыми
булатными бляхами.
Владимир тут же поменял свое вшивое снаряжение на добротное,
выбрал для Звенько подходящий доспех, кольчугу, одел с головы до ног, вручил
ему настоящий меч, кованый пояс с кольцами для ножа и баклажки, шолом из
настоящего булата.
Разъяренного боярина всего на трех подводах отправили
обратно в Киев. Добрыня деятельно взялся изучать Новгород и новгородскую землю,
окрестные племена, с которыми то дружба, то вражда, а Владимир, к удивлению
Добрыни, но и облегчению, окунулся в непривычный мир, когда можно есть и пить
вволю, задирать дворовым девкам подолы, выбирать себе любого коня на посадской,
а ныне княжьей конюшне.
Даже в разгар лета северный ветер проедал до костей. Терем
посадника был невелик, стоял на продуваемом со всех сторон месте. Первую ночь
Владимир зяб, укрывался на ночь теплыми шкурами. Челядь посмеивалась, князь-де
тонкокожий, неженка. Не приживется, а то и захворает от здешней сырости да
холода.
Владимир, стиснув зубы, начал приучать себя ходить одетым
столь легко, что даже привыкшие к холоду новгородцы уважительно покачивали
головой. А сам Владимир выяснил вскоре, что местные больше бахвалятся, чем в
самом деле столь уж привычны к холоду.
Звенько как верный пес ходил следом, смотрел влюбленно.
Владимир наконец ощутил неудобство:
– Звенько… Ты сам видишь, у меня пока что ни земель, ни
денег. Но когда-нибудь ты получишь за свою верность сторицей.
Звенько вспыхнул до корней волос. Редкие веснушки утонули под
волной прилившей крови.
– Княже!.. Да разве ж я за деньги? Не все деньгами
меряется. Ты – настоящий князь. От тебя пойдет правда и справедливость по всей
земле Русской. А я жизнь готов положить, только бы тебе все удалось.
