Владимир отполз, потом на том месте, где оставил умирать
нерасторопного, послышался вопль, затопали ноги. Кто-то созывал остальных, звал
Варяжко.
Когда через кусты ломился последний гридень, Владимир
хладнокровно подставил ногу. Тот рухнул без крика, решил, что запнулся в
темноте о бревно, однако острое лезвие вонзилось в шею раньше, чем он грянулся
о землю.
Слушая крики, он как осатанелый волк кружил вокруг
собравшихся гридней, перехватил еще одного, лезвие вошло под левое ребро с
пугающей легкостью. Он опустил тело на землю, придерживая, стал прокрадываться
к вытоптанному майдану.
В костер спешно бросали сухие сучья целыми охапками. Пятеро
дружинников бегали вокруг огня, в руках топоры, а еще один подбежал к
привязанному к столбу человеку, это в самом деле был Олаф, приставил к горлу
короткий меч.
Багровый огонь бросал на его спину багровые блики, а когда
он обернулся, Владимир узнал Варяжко. Глядя во тьму, как раз в ту сторону, где
затаился Владимир, он гаркнул зычно:
– Выходи!.. Выходи, тварь!.. Иначе сейчас прикончу твоего
дружка!
«Сейчас, – сказал себе Владимир мстительно. –
Только обуюсь. Чтобы прикончил вместо одного двух?»
Он медленно и неслышно отползал. Страх испарился, даже
горечь отступила. Он сам удивился своей звериной ярости. Троих убил… Надо ли
было?
Отступая за деревья в роще, он оглянулся. В черной как
деготь ночи костер полыхал как красный цветок, языки пытались дотянуться до
звезд. Крохотная фигурка Варяжко сдвинулась вбок, но меч по-прежнему блистал у
горла викинга. Озаренный костром, Олаф казался залитым кровью. Владимир зарычал
от бессильной ярости, даже из этой дали видно, как пленник судорожно
отворачивает лицо от нестерпимого жара!
Глава 24
На следующий день он с утра наблюдал, затаившись на вершинке
холма. У колодца появились крохотные фигурки баб с ведрами, пастух собрал коров
в стадо и гнал на луг, а дюжие мужики, явно не весяне, плескались у бочки с
водой, толкались. Из конюшни вывели двух коней, неспешно оседлали. Людей с
оружием почти не было, странно. Либо затаились в домах, выглядывают из окон,
либо, что вернее, всю ночь просидели в кустах на околице.
Сколько же Ярополк дал с Варяжко народу? Уже не одного
уложили под дерновое одеяльце, а все не отстают, преследуют, злы и упорны, как
гончие на заячьих следах!
Затаиваясь при каждом движении, он отполз, вернулся по ручью
и перевалил через холмы. Здесь их окружили в прошлый раз, здесь он оставил
Олафа.
– Держись, – прошептал он вслух. – Твоя шкура
мне дороже своей. Кто мне даст войско, если ты сгинешь?
Солнечные лучи пронизывали листву, небо проглядывало между
верхушками синее, с редкими белыми барашками. Старый дуб с узким дуплом
выглядел совсем не так, как ночью. Владимир прошел было мимо, но аромат гнили
заставил повернуться, ноздри задергались, и он, как будто притянутый на
веревке, шагнул к толстому стволу.
Сердце колотилось, вдруг да люди Ярополка успели раньше:
когда ищут напрасно, то заглядывают и в мышиные норки, судорожно выдрал пучки
мха, которыми забил щель, пальцы сунул так торопливо, что в темноте загнал под
ноготь щепку, но среди трухлявости вдруг ощутилась твердая надежность меча. Там
же был лук, три мотка запасных тетив, тула с тремя десятками стрел.
Он вытащил меч, на блестящем лезвии запрыгали солнечные
зайчики. Он чувствовал, как от рукояти по руке хлынула мощь, ярая сила, спина
сама собой выпрямилась, а в голове быстрой хаотичной чередой пронеслись образы,
как рубит, крушит, истребляет, срубает головы…
– Перун, – сказал он тихо, пусть не слышат
враги, – дай мне силы… Ярило, я чую твою мощь. Да не оставит она меня!
Он благоговейно поднес обеими руками меч к губам. Металл был
холодный, словно его омыли воды подземного мира. Владимир ощутил короткий укус
в нижнюю губу, будто ужалила пчела или же кольнула крохотная молния.
– Я понял, – прошептал он потрясенно. – Вы
дали знак!
Круглыми глазами смотрел на обнаженное лезвие, но теперь оно
загадочно молчало. Солнечные блики перекатывались по всей длине меча.
Все еще едва дыша от волнения, он вложил меч в ножны,
спрятал обратно в дупло, мха хватило, чтобы забить дыру, как и было.
С луком и стрелами он заспешил к веси. Умному и такого знака
довольно. Боги с ним, так кто же против?
Но еще Сувор говорил, что боги брезгают неумехами, а
помогают только сильным и ловким. Потому, даже чувствуя, как глаза богов
придирчиво следят за каждым его движением, он долго и скрытно подбирался к
веси, вслушивался и всматривался.
Когда из зарослей взлетели испуганные мелкие пташки, он уже
понял, что боги лишь разочарованно отвернутся, если двинется туда, на растяп
смотреть скучно, весь мир из них, и он на брюхе прополз по широкой дуге, пока
не начал приближаться к веси с другой стороны.
Весь, как и все веси, в излучине реки, от крайнего дома
тянется выбитое скотом пустое место, а дальше гряды орешника и зарослей малины
до самого леса. Над одним кустом сорока вертится, верещит, пробует опуститься,
но почему-то снова взлетает с еще более пронзительным воплем.
Владимир стиснул зубы. Варяжко либо чересчур осторожен, либо
считает его в самом деле очень опасным противником.
Он неслышно натянул тетиву, подполз ближе. В глазах начало
рябить, когда вдруг уловил за ветвями очертания человеческой фигуры. Дружинник
как раз сменил позу, Владимир услышал облегченный вздох.
– Перун, – прошептал Владимир. – Во имя твое…
Он наложил стрелу, тихонько свистнул. Человек приподнял голову,
недоумевающе посмотрел по сторонам. Когда повернулся к Владимиру, рот его
раскрылся для крика. Стрела со змеиным свистом ударила в левый глаз, с трех
шагов да промахнуться?
Владимир мигом оказался рядом, зажал рот киянину. Из-под
пальцев брызнули горячие красные струйки. Несчастный судорожно поскреб
подошвами землю, дернулся и затих.
Сорока верещала еще пронзительнее. Владимир натянул было
тетиву, молча выругался, вдруг да все испортит, торопливо пополз ближе к веси.
Еще двое с той стороны огромной вербы, сидят, разговаривают
шепотом. Стрелами не достать, разве что обогнуть вербу, но тогда оба успеют
схватиться за мечи…
Быстрота, напомнил он себе. При равных силах побеждает тот,
кто двигается быстрее. Да что там при равных! Всегда побеждает тот, кто бьет
быстрее, чем противник.
Кровь хлынула в мышцы. Он дважды глубоко вздохнул, а затем
зажался внутри и ощутил, как весь наполняется злой взрывной силой, и если
сейчас же не выпустит, то сам лопнет, как раздуваемая через соломинку жаба…
Пальцы сами достали нож, ноги в два прыжка донесли до вербы.
Обогнул ствол, успел увидеть двух дебелых мужиков в кольчугах и при мечах,
шоломы лежат рядом в тени, и тут его тело ринулось вперед, нога с силой достала
одного в подбородок, нож вонзился в горло другого, и тут же ухватил первого и
вонзил нож в глазницу.
