– Так он же за твоей спиной стоит!
– Так я это в хорошем смысле слова, – нашелся
Олаф. – Ты же знаешь, как я его уважаю и чту. И все знают.
Он опасливо оглянулся, но мимо проходили только два
патриция. Явно слышали, скалят зубы. Мерзавцы.
И вдруг Владимир ощутил изменение в мире. Солнце в дальние
окна вдруг заблистало ярче. Он с потрясающей четкостью рассмотрел мельчайший
узор на портьерах, что висели на противоположной стене. Сердце застучало чаще,
он непроизвольно сделал глубокий вдох, и воздух показался совсем другим.
Снизу на лестнице раздавались приближающиеся голоса.
Сдержанно звякало железо, этериоты кого-то сопровождали. Олаф выпрямился, глаза
его приготовились встретить пристальный взор базилевса, но Владимир уже знал,
кто поднимается в окружении стражи на второй этаж!
Он знал, как собака, оставшаяся дома, что издали чует
возвращение хозяина, чуял, как лесная птаха чует приближающийся рассвет, ощущал
всей душой и всем сердцем!
Над ступеньками показались пышные перья на блестящих шлемах,
затем суровые лица дворцовой стражи, наконец, поднялась ее головка с
незатейливой прической. Владимир стоял в нише, недвижимый как статуя, похожий
на многочисленные статуи, свезенные в Новый Рим со всего мира, но чистые глаза
принцессы мгновенно нашли его, будто она заранее знала, где он окажется в
момент ее возвращения…
Он вскинул руку в салюте, колени дрогнули. Он снова ощутил
странное желание опуститься на колени. В душе творилось невообразимое, он
чувствовал, как бешено стучит сердце, горячая кровь шумит в ушах так мощно, что
заглушает звон доспехов. Он не становился на колени даже перед богами!
– Здравствуй, Вольдемар, – сказала она, снова
называя его на норманнский манер, как его постоянно звал Олаф. – Я рада,
что ты… верен империи!
Он коротко кивнул, но его глаза сказали ей ясно, кому он
верен. Она в замешательстве отвела взор, кивнула Олафу, тот ответил широчайшей
улыбкой, и прошествовала по направлению к внутренним покоям.
Вепрь, он вел стражей, одобрительно кивнул Владимиру. Он
любил, когда его людей замечали царственные особы. Это оценка и его работы.
А Олаф скосил глаза вослед, прошептал заговорщицки:
– Как думаешь, Елена с нею?
– Ну, раньше они были неразлучны…
– Хотя бы Елена оказалась в стороне!
Владимир понял, покачал головой:
– Она из тех, кто в политику не влезает.
– Думаешь? – оживился Олаф.
– Ей хватает интриг и заговоров в другой сфере. Как и
тайн.
Олаф гордо выпятил грудь, потер ладони. А Владимир еще
что-то отвечал другу, но сам не помнил, что говорил. Перед глазами стояло
сияющее лицо принцессы, в ушах звучал ее нежный голос.
Голос Олафа донесся как будто из далекой страны:
– Она смотрит только на тебя. С чего бы?
Владимир сказал с болью:
– Мы с тобой песчинки. Сколько нам осталось? У солдат
жизнь коротка. А тут еще ходи и оглядывайся… Варяжко убит, трое на корабле
сгинули – даже дурак поймет, что мы ускользнули. А Ярополк не последний дурак.
Сколько смогу продержаться живым? Я не хочу, чтобы она плакала над моим телом.
Долго молчали. Олаф заговорил так тихо, что Владимир
вынужденно повернулся к нему:
– Ты ищещь смысл, а какой смысл в любви? Если есть, в
чем сомневаюсь, то это не тот смысл, который выводит на берег… Любят не умом, а
сердцем, кровью, плотью, кожей, печенью! Смысл в любви наверняка есть, но он
глубже, чем дно океана, и выше, чем залетает орел, а уж упрятан надежнее, чем в
самом сердце горного хребта. Не нам его искать, а нам лишь следовать за ним или
трусливо попятиться. Но кто любит, тот знает, что он обладает этим высшим
смыслом, хоть и не может его назвать, как не может заговорить умный пес, что
все-все понимает.
Владимир прошептал:
– Боги… Ты настоящий скальд!
– Я?
– Ты хоть слышал, что говорил? Или через тебя говорили
боги?
Чуть измененный голос Олафа ответил из темноты:
– Скальды говорят, что когда человек любит, он сам
подобен богу. Видишь, я только заговорил о любви, и то во мне уже зазвучала
божественная струна…
Он захохотал весело и беспечно. Владимир вздохнул с
облегчением. Олаф снова Олаф, могучий и всегда готовый к схваткам викинг. А
приступы умности проходят так же быстро, как у Терибула припадки падучей.
Глава 31
В бою важен не только меч, но и кто у тебя за спиной или
бьется плечо в плечо. Вепрь, ветеран многих войн, пары составлял умело. А в
случае с новыми варварами все было ясно: раз так сдружились в дороге, то в бою
прикроют друг друга, один не бросит другого раненым, везде поможет и выручит.
Сегодня Владимир и Олаф дежурили порознь, одному и то делать
нечего в пустом ночном коридоре, но и тут Вепрь ухитрился поставить их так, что
могли пересвистываться с поверха на поверх, а когда сходились к лестнице, то и
видели друг друга.
Дворец погружен в полутьму. Даже светильники горели только
один из четырех, воздух тяжел, настоян на дурманящих ароматах, что хоть и
отбивают запах навоза, но голова от них тупеет, а ноздри вообще перестают чуять
запахи. Изредка проскальзывала какая-нибудь тень, Владимир уже привык, что
женщины по ночам бегают в солдатские бараки, дважды проскальзывали слуги из
свиты императора, всякий раз злобно огрызаясь, когда он требовал показать лица.
Мысли текли вяло и сладко. Он уже стал сильным и знатным,
ему улыбались самые красивые женщины, кланялись короли, а он – могущественный
повелитель Севера – повелел трепещущему от ужаса императору Царьградской
империи отдать ему в жены прекрасную принцессу Анну… А не то пойдет на Царьград
и возьмет Анну вместе с Царьградом, всей империей, землями, скотом и людьми…
Едва слышные шаги вытряхнули из сладких грез. Снизу
поднимались трое. Все в темных плащах с глубоко надвинутыми на глаза
капюшонами, рослые и широкие. Оружия не видно, но Владимир звериным чутьем понял,
что люди очень опасны и что под плащами есть и мечи, и добротные доспехи.
Он раскрыл рот, чтобы крикнуть тревогу, но то ли стыд
удержал, то ли опасение, что это могут оказаться дворцовые слуги – а кто еще
может быть в это время? – и трое молча бросились на него, а мечи разом
заблистали в слабом свете светильников.
Владимир прижался к стене. Его меч будто сам прыгнул
навстречу. Зазвенело железо, он дрался яростно, сцепив зубы и задержав дыхание.
Они рубили по нему торопливо и мешая друг другу, а он выбрал миг и достал
одного самым кончиком лезвия по шее, получил сильный удар в плечо, там занемело
от боли, отодвинулся по стене, в то место сразу со звоном ударили два меча. В
ответ быстро и точно кольнул, как копьем, еще одного. Тот взвыл и отступил, опустив
меч. С его губ сорвалось крепкое слово.
