Владимир вздрогнул, впервые услышав что-то кроме звона мечей
и надсадного дыхания, едва успел отдернуть голову, лезвие чужого меча задело
плечо. Со звоном слетела чешуйка доспеха.
Снизу, громко стуча сапогами и уже не таясь, бежали еще
двое. Оба торопливо вытаскивали из-под плащей короткие мечи. Владимир вжимался
в угол, его меч вздрагивал и звенел от яростных ударов, он не успевал следить
за врагами, а руки сами дергались, отражали удары, щит трещал, он сам не мог бы
сказать, как и с кем дерется, годы упражнений заставили тело двигаться само, и
он бился, в глазах потемнело, он чувствовал соленое во рту, когда вдруг сверху
прогремел страшный крик:
– Один!.. Что это?
Владимир шатался под ударами, колени подгибались, в голове
гудело. Смутно видел, как сверху метнулась темная тень. Что-то хрустнуло,
кто-то вскрикнул. Он отбросил щит, а его меч врубился в плечо нападавшего. Тот
отшатнулся, Владимир судорожно повернулся к другому и тут ощутил, что остался
только один враг, да и тот перехватил меч в левую руку.
– Умри! – прошипел Владимир с ненавистью.
Его меч обрушился с такой мощью, что перерубил подставленный
меч противника и снес половину головы. Олаф поднялся, пошатываясь, сжал и
разжал пальцы. Человек под ним остался лежать с неестественно вывернутой шеей.
– Что за люди? – спросил он.
– А я знаю? – огрызнулся Владимир.
В дальнем конце коридора выскочили стражи с факелами.
Полыхнул тревожный красный свет, кто-то заорал истошно: «Император! Спасайте
императора!» Двери приоткрывались, кое-кто выглядывал пугливо, другие
выскакивали сразу, наполняли помещение воплями, суматохой.
Владимир и Олаф стояли с обнаженными мечами. Начальник
ночной стражи примчался с белым как мел лицом. Его трясло, а губы прыгали,
будто по ним били пальцем.
– Кто? Что? Куда?
Владимир промолчал, он ощупывал себя, проверял, целы ли
кости или же погнутыми доспехами не отделался, Олаф же ответил бодро:
– Они!.. Это!.. Туды!
– Кто эти люди?
Начальник стражи наклонился, свирепо ухватил одного за
плечи, потряс. Голова несчастного болталась, из разрубленного плеча хлестала
кровь, как из быка на бойне. Он пытался что-то сказать, но с губ сорвался хрип,
и глаза закатились под верхние веки.
Начальник стражи ухватил другого, а его воины переворачивали
остальных, пока Олаф не обронил:
– Уже не скажут.
– Неужто всех?..
– Похоже.
Начальник стражи зло повернулся к Владимиру. Олаф развел
руками:
– Предупреждать надо. Мы бы попросили остаться, чайку
бы, слово за слово, мордой по столу…
Челядь пыталась убрать трупы, но начальник стражи велел не
трогать до прибытия Вепря. Тот прибежал разъяренный, всклокоченный, в полном
вооружении, свирепый и готовый к бою.
Владимир с трудом выдержал его злой взгляд. Вепрь и раньше
ему не очень-то доверял, выпрямился, превозмогая боль в правой руке. Вепрь
долго и люто смотрел на Владимира, перевел горящий взор на Олафа. Тот сразу
перестал улыбаться, выпрямился.
– Что на этот раз? – потребовал Вепрь.
– Да вот эти люди… – начал объяснять Владимир, но его
прервал властный голос:
– Погоди, этериот. Здесь слишком много ушей. Иные
укоротить бы…
Толпа распахивалась перед Терибулом, как шелковый занавес.
Одни попятились, другие спрятались за спины, а третьи исчезли вовсе. Терибул
бросил из уголка рта:
– Вепрь, займись тут. А я поговорю с этериотами.
Втроем прошли в покои Терибула на поверх ниже. В коридорах
уже было полно стражи, блестели доспехи, железо звякало, грубые голоса, как
конский топот, прорезались сквозь женские испуганные вскрики. Перед ними
расступались, как вспуганные куры, даже ветераны. Владимир ловил на себе
удивленно-уважительные взоры.
Закрыв за собой дверь, Терибул кивком отослал слуг,
повернулся к этериотам. Глаза его были острые, как два стилета.
– Что они сказали?
Владимир развел руками, а Олаф браво ответил:
– За нас говорили мечи.
Терибул поморщился:
– Кто их первым увидел?
– Я, – ответил Владимир.
– Что они говорили?
– Они бросились молча, – ответил Владимир
честно. – Да и потом… больше хрюкали. Иногда – мычали.
Терибул смотрел пристально, будто хотел впиться во
внутренности, выгрызть упрятанное глубоко. В лице проступила затаенная
жестокость. Владимир чувствовал смертельный холод. Если обмолвиться, что один
выругался на росском языке, то это может быть смертным приговором ему и даже
Олафу.
– А ты, – спросил Терибул у довольного
викинга, – что слышал ты?
Олаф метнул быстрый взор на Владимира. Тот затаил дыхание –
викинг мог услышать, – но Олаф показал красивые зубы в чистой открытой
усмешке:
– Мой друг поразил четверых!.. Я успел только одного.
Да и то… без крови.
Терибул поморщился:
– Сломал спину. Тоже подох раньше, чем успели спросить.
Вы чересчур сильны, варвары! И бесхитростны, как младенцы. Захватить бы хоть
одного да с каленым железом поспрашивать… Но вы хороши в охране, ничего не
скажу. Сейчас каждый видит, что я был прав, когда порекомендовал вас в охрану
внутренних покоев. Не забывайте, вас рекомендовал я! Но любой из римлян… или
тех, кто за годы стал римлянином, научился бы думать по-римски, не добивал бы хоть
одного.
Владимир ответил виновато:
– Мы не добивали.
Терибул отмахнулся раздраженно:
– Знаю-знаю. У каждого из четверых только по одной
ране. Ранке, как бы вы сказали. Прямо царапинке! Увы, смертельной. А один
вовсе… без крови, как говорит этот довольный дурак.
Олаф вытянулся, но по лицу было видно, как обиделся. Терибул
прошелся по комнате. Этериоты следили за шагами всемогущего царедворца затаив
дыхание. Терибул морщился, сжимал кулаки, хмыкал, наконец так резко обернулся,
что оба вздрогнули.
– Идите. В любом случае вы показали себя достойно. А
что не очень думали, когда рубили, то так и лучше. Умные воины – уже не воины.
Когда за ними закрылась дверь, Олаф шепнул одними губами:
– Чего это он?
– Забудь, – посоветовал Владимир. – Сам
дурак.
– Да нет, мой отец тоже примерно такое же рек. Умные,
дескать, опасны…
– Забудь, – отмахнулся Владимир снова.
Олаф внезапно хлопнул себя по лбу:
– А что тот, которому ты разрубил шею, пищал?
