Наступило молчание. Каждый думал о своем. Наконец Засядько
подвел итог размышлениям:
– На той неделе я и съезжу. Всю зиму ждал…
– Не стоило бы на пороги, а? Зачем душу бередить? Может,
лучше хоть раз в жизни на кавказские воды? Это вошло в моду. Ездят все, кому
надо и не надо. Вы бы видели, сколько там бездельников и пустоцветов!
Однажды теплым летним вечером зеваки на одной из харьковских
улиц стали свидетелями довольно редкого зрелища. Они увидели незнакомую карету,
которую тащила четверка усталых лошадей. Карета была ветхой, однако в городе,
где имелось всего три кареты, появление четвертой стало событием. Знатоки
тотчас же определили, что экипаж заграничной работы, и это еще больше разожгло
любопытство.
Карета свернула на Сумскую улицу и там остановилась. Из нее
вышел высокий, атлетического сложения военный. Широкие плечи облегал старый
потертый мундир, на ногах были истоптанные сапоги. За ним вылез другой военный,
в чине подполковника, с длинным бледным лицом, взял небольшой чемодан с
веревочной ручкой и сумку с вещами. Военный подошел к дверям каменного дома,
дернул за шнурок.
Так генерал Засядько прибыл в Харьков. Он любил этот
небольшой городок, который протянулся с севера на юг, как он привычно определил
из кареты, на две версты, а с запада на восток – на три с небольшим. Тихие
украинские ночи, родной с детства язык… Здесь переночует, а то и на пару суток
задержится, если карету починить не успеют раньше.
С порога он оглянулся на строящуюся колокольню
Успенского собора и улыбнулся своим мыслям. Начали ее в честь победы над
Наполеоном в 1812 году, сейчас идет уже 1825 год, а конца строительству не
видно. Харьковчане не спешат, словно у них впереди вечность. Счастливые!
Карету чинили трое суток. Правда, он не отрывался от
расчетов, все бумаги возил с собой, и теория ракетной тяги продвинулась еще на шажок.
Так, углубленный в расчеты, он и не заметил, что карета двинулась, что катит по
степям и гаям, что восхитительные багровые закаты переходят в сказочные тихие
украинские ночи, а утром вспыхивают бесподобные зори… Зато стала заметна
строгая красота интегралов и туго натянутый ряд дифференциальных уравнений!
Он прибыл на Хортицу, с неутомимой энергией ходил в ледяной
воде, замерял глубины, мерил пороги, высчитывал вес падающей через камни воды.
– Плотину пока построить не сможем, – сказал он
сожалеюще. – Далеко от Москвы, Петербурга. В полудиких странах вся
жизнь идет в столицах, а в остальных городах и весях… так, ждет указаний. Это
не Голландия, где каждый город равен столице, а плотины на каждом шагу…
– Значит, ехали зря? – спросил Внуков.
– Я предусмотрел и такое. Свободное плавание все равно
можно устроить! Не с помощью плотины, так с помощью изобретенной мною машины.
Хоть так, хоть эдак, а река станет судоходной!
Подул резкий ветер. На чистое небо наползла черная туча.
Донесся далекий раскат грома.
– Александр Дмитриевич! – сказал Внуков
встревоженно. – Гроза будет! А у нас коляска открытая… Надо спешить!
– Успеем, – отозвался Засядько.
Он смотрел на остров, откуда предки его выступали в боевые
походы. А гроза все приближалась, приближалась и наконец грянула. Вдали
опустилась и стремительно надвинулась на них плотная серая стена дождя.
Засядько бросил последний взгляд на Хортицу и пошел к
коляске. Он даже не вздрогнул, не поежился, когда ледяной водопад ревущей воды
обрушился на голову и плечи. Просто не замечал ливня, грома и молний.
Бешеные порывы пронизывающего ветра и проливной дождь
сопровождали их всю дорогу, целых тридцать верст. Лошади то и дело увязали в
грязи, и Засядько с Внуковым, промокшие и продрогшие, терпеливо
вытаскивали коляску на твердый грунт.
Измученный Внуков уже ничего не хотел. Единственным его
желанием было лечь здесь в поле и умереть. Все, что угодно, лишь бы избежать
этой дорожной голгофы. Остальной путь был сплошным кошмаром. Он смутно помнил,
что Засядько теребил его и что-то кричал в самое ухо. Очнулся в своей передней.
Когда слуги торопливо снимали с него промокшую одежду, заметил на себе плащ
генерала. А как же он?
От этой страшной мысли и чувства непоправимой вины Внуков
подхватился и снова бросился в ревущую ночь, уже не ощущая ни дождя, ни ветра.
Засядько был дома, сидел у жарко натопленного камина. Лицо
его казалось застывшим. Настолько застывшим и бесстрастным, что Внуков
испугался и громко воскликнул:
– Александр Дмитриевич!
Засядько повернул к нему голову, сказал с жутким
спокойствием:
– Все.
– Что – все?
– Закончил расчеты.
– Господи, в такое-то время! Как убрать пороги?
Засядько раздраженно отмахнулся:
– Что пороги! Не я, так другой завтра бы это придумал.
А я закончил вчерне расчеты… как бы тебе это сказать… Я создал теорию
ракетной тяги!
Внуков смотрел ошарашенно, не знал, что сказать. А вид
у генерала-изобретателя был совсем не радостный.
– Сейчас вот думаю, жизнь – как озеро:чем больше
высыхает, тем больше грязи показывается на дне… Чем занимался? Живу в дикое
время, сам дикарь…
– Не во всяком озере грязь! – горячо запротестовал
Внуков. – На дне горных озер нет грязи!
– Спасибо на добром слове… Ты уж извини великодушно, но я
сегодня собирался еще немного поработать.
– Александр Дмитриевич, вам надо отдыхать.
– Отдыхать… Только мертвецы имеют право отдыхать. Только
они! Кстати, ты никогда не задумывался над тем, что большую часть человечества
составляют не живые, а мертвые? И они живут среди нас. Помогают. Когда я
вел в атаку на Бородинском поле своих людей, то рядом со мной шли также воины
Александра Невского и Дмитрия Донского… Хочу думать, что и я когда-то буду идти
с кем-нибудь по Луне или другим планетам…
– Александр Дмитриевич!
– А что? Сохраните только память о нас, и мы будем жить
и после смерти. А насчет Луны… дорогой мой друг, иные утопии бывают лишь
слишком рано высказанными истинами!
Они отправились на другой день рано утром. По раскисшей
после ливня дороге, в разболтанной карете. Засядько на ходу заполнял бумаги
корявым почерком, морщился, когда карету подбрасывало и перо протыкало бумагу.
Внуков качал осуждающе головой, а Засядько объяснил:
– В старости нужно работать больше, чем в молодости. Ты
так не находишь?
– Вам нужно отдохнуть, Александр Дмитриевич, – только и
нашел что ответить Внуков.
– Ах, оставь. Уже некогда отдыхать. Не успеваю.
А сделать нужно многое… По моему разумению, только мертвые имеют право
отдыхать. Или это я уже говорил? Да и то многие мертвяки трудятся вовсю,
работают, воюют.
