– Конечно, – согласился Васильев, – но тогда какой
крюк пришлось бы сделать! А так мы прямиком, как стрела летит…
– Но если навстречу экипаж?
– Здесь экипажи не ходят, – ответил Васильев.
Голос его чуть изменился, а ее сердце сжало нехорошее
предчувствие. Улица была грязной и запущенной, на тротуарахни души.
– Куда вы меня везете? – спросила она резко.
– Ко мне, – ответил Васильев.
Она удивилась, что не потеряла самообладания, хотя сердце
затрепетало. Васильев посматривал по сторонам, дважды оглянулся, словно
проверяя, нет ли следом погони.
– Зачем?
– Там поговорим, – ответил он сипло. – Там поговорим…
Но не волнуйтесь, вашей женской чести это не грозит.
– Так что же вам нужно?
– Это наши личные счеты. С вашим мужем.
Голос его был сдавленный, теперь он двигался резче, глаза
блестели, как у лихорадочно больного. Оля со страхом подумала, что постоянная
всесжигающая на протяжении десятка… нет, двух десятков лет ненависть привела
его к помешательству. Он говорил и действовал как безумный, как одержимый
одной-единственной несбыточной идеей.
Она попыталась держать голос ровным, устойчивым:
– И вы думаете, что вам это сойдет с рук?
– Я все продумал, – ответил он резко. – Вы
заплатите мне за все!
Карета замедлила ход, поползла, почти царапая стену. Оля
успела заметить, как прямо перед дверцей появилась серая дверь. Оттуда
выскочили двое. Она не успела опомниться, как ее вытащили из кареты, зажав
дурно пахнущей ладонью рот. Сзади Васильев заломил ей руки за спину. Она
лягалась, попала во что-то мягкое, услышала вздох и сдавленный крик,
извернулась и укусила за пальцы. Человек вскрикнул, со злобой ударил ее по лицу
с такой силой, что у нее зазвенело в ушах, на какое-то время потеряла сознание.
Очнулась она в полутемной комнатке. Руки ее были связаны за
спиной, она лежала на топчане, накрытом солдатской шинелью. Воздух был сырой,
слышался тихий плеск. Мороз пробежал у нее по коже. Они были где-то вблизи
причала. Как просто задушить ее и бросить труп в холодную грязную воду!
Резкий злой голос ворвался в ее сознание:
– Вы очнулись, дорогая? Пора продолжить разговор.
Она повернула голову, передернулась от резкой боли в висках.
В маленькой комнате сидел напротив нее в старом ободранном кресле
Васильев. Глаза его горели тем же лихорадочным блеском.
– Что вы… хотите? – спросила она с трудом.
– Это другой разговор, – сказал он, в его голосе
звучало явное облегчение. – Мне, может быть, ничего не понадобится от вас.
Подержат здесь день-два, затем отпустят. Но… все будет зависеть от того, как
поведет себя ваш муж.
Она поморщилась от головной боли:
– Вы безумец. Неужели думаете, что мое исчезновение пройдет
незамеченным? Слуги видели, что я уехала с вами.
– Ну и что?
– Вас найдут.
– Не в этом месте, – отпарировал он.
Она широко распахнула глаза:
– Не понимаю… Вы что же, решили отказаться от карьеры, от
места при Генштабе, от семьи и богатого дома? Стать обыкновенным преступником?
Он оскалил зубы в неприятной усмешке:
– У меня нет семьи… уже нет. Ваш муж многого меня
лишил, но теперь мой черед нанести удар. Ваш муж занимает очень высокие… и
очень ответственные посты. Как в стране, так и в армии. Он уникален, потому что
в его руках сосредоточены слишком большие секреты… Их гораздо больше, чем можно
доверить одному человеку. В Генштабе об этом говорили, докладывали его
императорскому величеству, но тот всякий раз отмахивался. Ему удобно, что один
человек держит в руках все нити, все знает, всем руководит и все помнит.
И в любой момент готов обрисовать всю обстановку с военным делом по всей
империи. Не нужно собирать кучу специалистов, что перессорятся между собой, но
ясности не внесут.
Она слушала, напряженно стараясь понять, куда же клонит этот
сумасшедший. Похоже, он не понимает, что творит. Или понимает? Но ведь тогда
ему одна дорога – в каземат с пожизненным заключением, раз уж смертная
казнь отменена. Даже если тайком убьет ее и утопит труп. Слуги видели, с кем
она уехала…
– Мой муж отыщет меня и разделается с вами, – перебила
она, чувствуя необходимость повернуть разговор в то русло, которого больше
всего боялась. – Он сумеет отыскать…
– Не сумеет, – покачал головой Васильев. –
В этот самый момент он в подвале одного заброшенного дома. Там его,
связанного по рукам и ногам, стерегут двое… двое его старых знакомых. Он их не
знает, но они его знают. Один даже сумел его ранить. Это было давно, под
крепостью Рущук… От них ему не уйти.
Она похолодела. Сердце стукнуло дважды и словно бы перестало
биться вовсе. Холод сковал ее члены. Значит, Александра тоже держат в плену?
– А как вам удалось… его?
Васильев развел руками:
– Трюк стар как мир. Самый осторожный человек теряет
рассудок, когда дело касается женщины. Особенно такой, как вы, прелестница… Он
получил нужную записку… от вас, конечно, у меня есть умельцы, что подделают
любой почерк! Помчался, споткнулся, на него навалились, стукнули по голове…
Правда, моих людей было четверо, но ваш муж, все еще здоровый как бык и быстрый
как кошка, одному успел сломать спину, а другому – шею, прежде чем его
огрели по голове бревном… Теперь он явно с нетерпением ждет меня. – Он
вытащил из жилетного кармана часы, щелкнул крышкой: – Ого, пора нанести
ему визит. А вы молитесь, чтобы мой поход к нему оказался успешным. Если
нет, вам сразу же перережут горло. Впрочем, если вас это утешит, ему тоже.
Они жили счастливо, вспомнила она с похолодевшим сердцем
предсказание гадалки, и умерли в один день… Все сбывается, вот только детей
всего трое, а не обещанных восьмеро…
Васильев направился к двери, а она крикнула ему в спину:
– Погодите! Вы не сказали, что от него хотите!
Васильев обернулся от самой двери. Брови его взлетели вверх
в наигранной гримасе удивления.
– Не сказал? У вашего мужа в руках все секретные карты.
План Арсенала, особенно недоступные даже для августейших гостей части, сведения
о вооружении, составе войск, будущем перевооружении… За это одна из стран
предлагает огромные деньги! Мое потерянное имение не идет ни в какое сравнение.
Но главное, знаете ли что…
Он посмотрел ей прямо в глаза взором безумного. Голос окреп,
в нем были истерические нотки:
– Я все сделал бы бесплатно! Потому что это будет
последний день для Засядько! И вечный позор для его семьи, его детей и
всего его гордого казачьего рода!
Он ушел, хлопнув дверью. В комнату заглянул человек в
маске, окинул ее мрачным взором и снова закрыл дверь. Слышно было, как дважды
повернулся ключ, затем загремели засовы.
