Он с силой дернул, Оля вскрикнула, когда цепочка больно
врезалась в шею и порвалась. Васильев держал золотой медальон на раскрытой
ладони: рубины источали кровавый свет, а бриллианты блестели остро и угрожающе.
– Дорогая вещичка… Откуда? В России равных нет.
– Вы мерзавец, – сказала она с ненавистью.
– Ну, я не разделяю вашу точку зрения, – ответил он с
чувством победы. – Но вы восхитительны в гневе.
– Он убьет вас, – пообещала она. – Убьет на моих
глазах.
Карета двигалась быстро, колеса часто стучали по булыжной
мостовой. Васильев отодвинул занавеску, с недоброй улыбкой выглянул:
– Скоро… Я недаром все годы работал в Генштабе.
– И много вы составили планов победоносных битв?
– Это не важно. Для вас важнее, что я составил план, как
уничтожить этого надменного наглеца. Не убить, хотя для меня важно и развеять
миф о его неуязвимости, а именно уничтожить. Теперь же этот план успешно
завершается.
Она чувствовала отчаяние, мозг работал так, что голова
разогрелась от прилива крови. Похоже, предатель в самом деле предусмотрел все.
Слышно было, как покрикивает кучер, кони пофыркивали на ходу. Васильев кому-то
поклонился, и снова у Оли был безумный порыв закричать, позвать на помощь, но
она с большим усилием сумела взять себя в руки. Она достаточно прожила с этим
удивительным человеком, чтобы вести себя иначе, чем ожидается от избалованной
генеральской жены!
Голос кучера стал строгим. Оля услышала, как кони замедлили
бег, карета остановилась. Ее качнуло, на подножку прыгнул верзила, отворил
дверцу. Васильев вылез неспешно, подал руку Оле:
– Улыбайтесь! Теперь постоянно улыбайтесь мне!
– Это не будет неестественно?
– Нет, – процедил он сквозь зубы, но рот растягивал в
улыбку, ибо на улице были люди, а карета остановилась перед роскошным домом, от
двери к ней по широким мраморным ступенькам уже спускался дворецкий. – Это
будет лишь означать, что вы ко мне… крайне неравнодушны.
Она ощутила такое отвращение, что ее едва не стошнило. Голос
ее был хриплым от ненависти:
– Берегитесь! Он найдет вас и на дне моря.
– Пока что он лежит связанный в темнице, – шепнул он в
ответ. – А нож у его горла.
Она в бессилии наклонила голову. Дворецкий подошел к ним,
поклонился:
– Прикажете доложить?
– Да…
Звонкий стук подков заставил их повернуть голову. Вдали на
улице показался на бешено скачущем вороном коне человек в белой рубашке. Конь
был огромен, он несся, как пушечное ядро. Волосы всадника трепал ветер, рубашка
на груди была разорвана, обнажая широкую грудь, покрытую черными волосами.
Оля задержала радостный крик. Александр мчался, как
неминуемая смерть, глаза сверкают, вид его страшен. Васильев издал сдавленный
крик:
– Петр, Вавил! Убить его!
Из-за кареты выбежали двое. В их руках были ружья. Они
мгновенно опустились на колени, прицелились в скачущего на них человека.
Васильев с руганью выхватил пистолет, повел им за всадником. Оля молча, но с
огромной силой ударила его под локоть. Выстрел грохнул так, что барышня на той
стороне улицы томно ахнула и красиво упала в обморок. Ее кавалер стоял
ошалелый, барышня грохнулась о тротуар как бревно.
Васильев затравленно отшвырнул пистолет, его пальцы больно
ухватили Олю за плечо, а другой рукой он выхватил из-за пазухи короткий острый
нож. Она отшатнулась, изо всех сил ударила острым носком туфли в голень.
Васильева перекосило от боли, он едва не упал, а пальцы его невольно разжались.
В бессилии он внезапно бросил в нее нож, повернулся и, сильно хромая,
побежал по улице. Вид у него был настолько страшен, что никто не решился встать
у него на дороге.
Два выстрела прогремели как один. Оля подхватила с земли
нож, остановилась, глядя расширенными глазами на происходящее. Седло вороного
опустело, он сделал еще два стремительных прыжка, внезапно в седле с той
стороны появился Александр, в его руке что-то блеснуло.
Один из помощников Васильева всхлипнул и, выронив ружье,
ухватился обеими руками за горло. Там торчала рукоять ножа. Александр на скаку
прыгнул на второго, сбил с ног.
Оля вскрикнула:
– Саша! Лови!
Он мгновенно обернулся, поймал брошенный ею нож Васильева.
На его мрачном лице была жестокая улыбка. Белые зубы блестели, как у дикого
волка. Волосы слиплись от крови, но в нем было больше огня, чем в том затянутом
в парадный мундир генерале, каким его видели в Петербурге.
– Как ты? – спросил он озабоченно.
– Все в порядке, – заверила она с облегчением. –
Смотри, тот поднимается…
Он отшвырнул нож, даже не оглянувшись:
– Он уже не поднимется.
Она поняла по неестественно вывернутой голове, что Александр
в прыжке с коня успел сломать противнику шею.
– Ох, Саша…
Она бросилась ему в объятия. Он прижал ее к своей могучей
груди, его мощное сердце билось часто, сильно. Несмотря на холодный день, кожа
была покрыта потом, Оля услышала знакомый запах, от которого у нее сладко
кружилась голова.
Вокруг собиралась встревоженная толпа. Прибежали городовые,
появился пристав. Дворецкий, который при выстрелах убежал к двери, снова
спустился, спросил с поклоном:
– Велите доложить?
Оля ответить не успела, Александр со злой насмешкой указал
на свою волосатую грудь:
– Передай Петру Антоновичу, что у меня оторвалась пуговица.
Вернусь пришью, а потом уж можем и повидаться.
Дворецкий поклонился. Вид у него был невозмутимый, на два
плавающих в лужах крови трупа не повел и глазом:
– Так и доложу.
Александр снова поцеловал Олю, нимало не смущаясь обилием
собравшихся:
– Бог ты мой, какая же ты у меня красивая!
– Саша, я чуть не умерла от страха, – призналась она.
– Да? А я видел, что ты чуть не убила этого предателя.
– Потому что он хотел выстрелить в тебя! – сказала она
горячо.
Он снова обнял ее, в толпе ликующе закричали, захлопали в
ладоши. Оля прижалась к его груди, ощущая себя надежно, защищенно, и только
жаль, что не удается пролезть сквозь его толстую кожу и спрятаться у него в
груди рядом с горячим, просто раскаленным сердцем!
Васильева не нашли, сколько ни искали. Засядько объяснил
городским властям, чего хотел и добивался бывший полковник Генштаба.
В подвале дома, где его держали, нашли двух помощников Васильева. Один еще
дышал, второго жизнь покинула раньше, чем пленник выбежал из дома.
Городовые уважительно покачивали головой. Хорошо, что этот
удалец на стороне закона, иначе задал бы хлопот городским властям. Не будь он
генералом, мог бы стать неуловимым атаманом разбойников. И тогда жизнь в
Санкт-Петербурге стала бы адом для богатых и знатных…
