– Почему? – спросил он с интересом.
Казаки засопели, приблизились ближе. Их ладони были на
рукоятях сабель.
– Один из советников Ахмед-паши выделил целый отряд, чтобы
ему принесли вашу голову!
Александр спросил заинтересованно:
– Сколько он им пообещал?
– Десять тысяч, чин офицера и земли на берегу моря.
Один из казаков выругался, ударил его по лицу. Александр
сказал задумчиво:
– Это же такие деньги… Сдаться, что ли? Да еще земли на
берегу теплого моря… А кто этот советник?
– Он правая рука Ахмед-паши.
– А имя?
– Франк по имени Василев.
Казаки молчали, озадаченные, Александр присвистнул. Неужели
это тот самый человек, чья вражда преследует его всю жизнь? Каким бы он ни был
мерзавцем, но стратегические планы русской армии знает. И в самом деле
может помочь Ахмед-паше выстоять дольше. Что обойдется Турции и России в
десятки тысяч загубленных жизней, которые могли бы уцелеть. А платят ему,
скорее всего, вовсе не турки. Слишком много вооружения и советников Турция
получила безвозмездно, только бы воевала с Россией!
В кабинет без стука влетел адъютант. Он был смертельно
перепуган, язык заплетался.
– Александр Дмитриевич!
– Что стряслось? – спросил Засядько раздраженно.
От внезапного появления растерянного офицера прервалась мысль,
он ощутил сильнейшее раздражение. Если не поймать ее вовремя, то ночь пройдет
без сна.
– Александр Дмитриевич! – лепетал адъютант.
– Что тебе? – спросил Засядько, усилием воли подавляя
раздражение.
– Там, за дверью… за дверью… царь!
Засядько рассердился:
– Что ты мелешь?
– Клянусь!
В это время дверная ручка слегка повернулась, и
знакомый голос нетерпеливо произнес:
– Позволят мне наконец войти?
Адъютант охнул и отскочил в испуге. Засядько повернулся к
двери.
– Открой! – велел он.
– Я сам, – ответил Николай, входя.
Был он весел, бодр, румян. Держался подчеркнуто прямо,
движения были четкие, словно и здесь чувствовал себя как на параде.
Засядько хотел подняться, но Николай предупреждающе вытянул
руки:
– Нет-нет, не вставайте! Я и так обниму вас, Александр
Дмитриевич… Если бы вы знали, как нам не хватает вас! Михаил жалуется, что
меняет уже десятого начальника штаба после вашего ухода, я никак не подберу
достойного директора Артиллерийского училища. Все оказываются либо дураками,
либо лентяями, а то и лихоимцами. Арсенал и заводы, бывшие под вашей рукой,
тоже пришли в упадок. Пришлось ввести строгости, но и это мало помогает…
Он подтащил тяжелое дубовое кресло и сел рядом с Засядько.
Озябшие ноги поставил на каминную решетку и зажмурился от удовольствия.
Адъютант, словно мышь, выскользнул из комнаты.
– Я с инспекционной поездкой, – объяснил свой
визит Николай. – По пути свернул чуть, чтобы повидаться с вами. Да, это
было не запланировано, так что можете не извиняться, что не постелены ковры и
не поставлены потемкинские деревни. К вам я с частным визитом. Даже своих
сопровождающих оставил за порогом. Как вам тут живется? Может, в чем-то
нуждаетесь?
– Спасибо, – ответил Засядько все еще ошарашенно. Он
уже знал, что молодой император спит на деревянном топчане, укрывается
солдатской шинелью, а работает по шестнадцать часов в сутки, включая и
выходные.
– Как здоровье супруги?
– Спасибо, неплохое…
– Как детишки? Сколько их у вас?
– Семеро.
– Семеро? – удивился Николай. – Да когда ж вы
успели? Поздравляю, Александр Дмитриевич! Древние говорили: «Человек должен
посадить дерево, построить дом и вырастить сына». Вам все это удалось. Уже
зеленеют деревья ваших изобретений, поднимается здание русской артиллерии, а
ваши сыновья подхватят факел ваших талантов. Поздравляю!
«Ужасный стиль, – подумал Засядько, – что он
нагородил». А вслух сказал:
– Спасибо. С сыновьями мне действительно повезло.
Сильные, здоровые и умные ребята…
– Вы живете в ладу с супругой, – заметил
Николай. – В свете все знают! Завидуют, чешут языки, но придраться не
могут. И домик у вас, помню, хорош… Только до церкви далековато. Это вас
не беспокоит?
Он посмотрел в глаза генералу. «Ясно, – подумал
Засядько. – Проект о священниках-врачах уже попал к нему в руки».
– Нет, – ответил он медленно, – это меня не
беспокоит. Беспокоит другое. В деревнях нет ни одного врача. Крестьяне
мрут от пустячных болезней, хотя было бы достаточно элементарной врачебной
помощи, чтобы сохранить им жизнь. Я много видел на своем недолгом веку, многие
пали от моей руки на поле брани, но то, что делается в наших деревнях, ужасно!
Николай хотел что-то возразить, но Засядько продолжал,
повысив голос:
– Да, это ужасно! В самой маленькой деревушке есть
церковный приход, а врача нет даже в уезде. А кто нужнее: священник или
врач?
Николай закусил губу. Это было слишком.
– Да вы безбожник! А еще поговаривали, что после
окончания кадетского корпуса хотели уйти в монастырь.
– Я безбожник не более, чем царь Петр, который снимал
колокола с церквей. Надо спасать страну! Я разработал и отослал в столицу
проект об обучении священников врачебному ремеслу. Врач души должен быть и
врачом тела! Тем более что душа и тело связаны неразрывно, что бы там ни
говорили… Религиозные посты очищают не только душу, но и тело – от пищевых
ядов, поклоны – та же гимнастика для хребта… Нет-нет, это не кощунство!
Священникам верят в народе, так пусть же они оправдывают это доверие полностью.
– Пастырь Божий должен заботиться лишь о спасении
души, – отозвался Николай глухо. – Тело – это прах, тлен.
– В древние времена служители культа были
врачевателями, – напомнил Засядько. – Даже сейчас у тунгусов шаманы
лечат народ.
– Так то ж язычники! – воскликнул Николай возмущенно.
Засядько уклонился от ответа и продолжал уже мечтательно:
– И еще… Удалось бы ликвидировать ножницы…
– Ножницы? – не понял Николай.
– Да. Растущий разрыв между духовными интересами человека и
плотскими.
Царь поморщился. Его покоробило само слово «плотскими».
Засядько продолжал настойчиво:
– Раньше человек был гармоничнее. Взять
Леонардо, Аристотеля, Ломоносова и многих других. Каждый из них сочетал в
себе и художника, и ученого. А только поэты или только ученые показались
бы им много потерявшими, ущербными людьми.
