Их провели в окружении стражи коротким путем к дворцу.
Воздух был накаленный, над головами носились искры. Быховский ругался, хлопал
ладонями по одежде, но лишь раньше других покрылся пятнами копоти.
Ахмед-паша встретил его на ступеньках дворца. Мимо него уже
мчались придворные, сановники, слуги, тащили драгоценную утварь. Засядько отдал
честь:
– Генерал-полковник Засядько! Уважаемый Ахмед-паша, прежде
чем мы выработаем условия сдачи крепости, я хотел бы предложить помощь наших
войск в тушении пожаров. Мирное население не должно страдать…
Ахмед-паша несколько мгновений всматривался в красивое
мужественное лицо сына казака, с которыми воевали, роднились и снова воевали
все поколения его предков. Этот тоже быстр, неожидан в словах и предложениях,
сам принимает решения, ибо наверняка не уполномочен предлагать такое.
– Хорошо, – сказал он так же быстро. – Но только
если это будут русские войска.
– Договорились, – кивнул Засядько. – Казаков не введу.
– Три дня без казаков, – сказал Ахмед-паша все так же
быстро.
Засядько понимающе кивнул. Ахмед-паша опасается печально
знаменитых трех дней на разграбление, освященное веками право казаков. Засядько
на ухо сказал несколько слов сопровождавшему их офицеру в одежде казацкого
войска. Тот вытянулся, отдал честь и заспешил обратно.
Ахмед-паша проводил его подозрительным взором:
– Что-то слишком легко получилось… Наверняка рассыплются по
окрестностям, будут жечь и грабить.
– Но город будет цел, – успокоил его Засядько. – А потом,
когда наши государи замирятся, эту крепость наверняка отдадут Турции обратно.
Целехонькой!
Ахмед-паша велел одному из помощников:
– Иди к воротам. Сейчас войдут гяуры, помогут гасить пожары.
Проследи, чтобы горячие головы не вступили в бой. На то воля Аллаха, что
проиграли сражение. Но войну мы выиграем!
Быховский зароптал, война турками уже проиграна, но Засядько
понимал, о какой войне говорит мудрый Ахмед-паша. Молодая и сильная вера ислама
находит себе верных воинов даже среди славян. Только такие победы можно считать
настоящими.
– А теперь можно поговорить об условиях и порядке сдачи
крепости, – начал Засядько и осекся. Среди толпы бегущего из дворца народа
мелькали мундиры высших офицеров британской армии, бежали военные советники,
приехавшие из Парижа. Засядько не обращал на них внимания, все знакомо по
Браилову, но один из турецких офицеров привлек внимание. С ним было пятеро
солдат, что несли огромные тюки, грузили на телеги сундуки, бросали охапками
шитые золотом ризы священников. Офицер вскочил на облучок, стегнул коней.
– Достопочтенный Ахмед-паша, – сказал он быстро, –
условия обговорите с моим полковником, а я… у меня неотложное дело… Простите
великодушно!
Он спрыгнул с крыльца и побежал вслед за телегами. Быховский
побледнел. Ахмед-паша должен вспылить, это оскорбление для
главнокомандующего – вот так неуважительно препоручить важное дело своему
подчиненному, но Ахмед-паша неожиданно усмехнулся:
– Отважный Засядь! Как жаль, что он еще не воин истинной
веры. Такая горячая кровь, такая гордость…
– Я приношу искреннейшие извинения, – начал было
Быховский неуклюже, но Ахмед-паша оборвал властным жестом:
– Не надо. Я все понимаю.
Быховский признался:
– Честно говоря, я – нет. Он всегда был
непредсказуемым.
– Он увидел Василева, – объяснил Ахмед-паша.
– Кто это? – насторожился Быховский, глаза были все еще
непонимающие.
– Мой советник. Мне его не жаль. Крепость пала, значит, он
тоже виноват.
Быховский пробормотал:
– Но я все равно не понимаю…
– Василев, – объяснил Ахмед-паша с грустной усмешкой в
глазах, – нанимал людей и платил им много… очень много!.. чтобы те убили
Засядь. Не в бою, а так… даже в спину, если будет случай. Я знал об этом…
Поговаривают, что им однажды удалось его захватить. Но отважный гяур
ускользнул, оставив трупы и забрызгав землю кровью на десятки шагов. Так что
это их личное дело, я не вмешиваюсь.
Быховский сказал с тревогой:
– Я бы вмешался… но боюсь, что он с меня сорвет голову
и скажет, что я такой и был. У особенных людей и дороги особенные! Лучше
вернемся к условиям передачи крепости.
Засядько погнался было за подводами, но там, словно чуяли
опасность, настегивали лошадей изо всех сил. Запыхавшись, он увидел возле
одного дома оседланных коней, подбежал, быстро отвязал повод от коновязи.
Сзади возмущенно закричали, но он взметнулся в седло, конь
встал на дыбы, дико заржал и с места пошел в галоп. Грохот копыт перекрыл треск
горящих стен. Конь пронесся вдоль улицы, закидывая набок ноги, вывернул за
угол, и там Засядько увидел две убегающие подводы. В едином потоке двигались
конные, бежали мирные жители, опасаясь разбоев победителей, отступающие
турецкие солдаты тащили на себе награбленное, Засядько с трудом прокладывал
дорогу, медленно настигая подводы.
Теперь он хорошо видел спину Васильева, который – какой
позор для высшего офицера русской армии! – был в форме турецкого
должностного лица. Даже красную феску с кисточкой надел, мерзавец.
В последнем усилии он догнал заднюю телегу, но с боков
бежал народ, а он топтать не мог даже турок, сейчас это уже не неприятели,
война почти окончена, но конь как почуял, в отчаянном усилии приблизился к
телеге вплотную, и Засядько, высвободив ноги из стремян, шепнул: «Спасибо, ты
все понял» – и прыгнул с седла.
На телеге было трое. Он двумя ударами сбил их с телеги,
одного прямо под колеса, возница обернул искаженное страхом лицо, Засядько
требовательно указал на переднюю телегу. Там тоже были трое, Васильев сидел
рядом с возницей, тот правил, а Васильев исступленно стегал по конским крупам.
– Догони, – потребовал Засядько.
Возница втянул голову в плечи, его кнут с треском пошел
гулять по мокрым от пота крупам коней.
– Еще, – потребовал Засядько люто. – Бери левее!
Топчи, дави, но чтобы догнал!
Со всех сторон слышались вопли, кое-где раздавались выстрелы.
Бегущие с добычей расчищали себе дорогу, спеша выскочить из города раньше, чем
войдут русские войска и отберут награбленное.
Кони второй телеги наконец пошли рядом с задком первой.
Засядько перебрался к вознице, примерился, прыгнул. Упал неудачно, больно
ударился о сундуки, двое тут же навалились сверху. Он получил сильнейший удар
эфесом сабли в лицо, второй саданул в ухо, в голове зазвенело. С огромным
трудом вывернулся, ударил ногами, услышал сдавленный крик, что внезапно стал
быстро удаляться.
С оставшимся противником схватился в борьбе, но тут
телега сама пошла медленнее. Оказывается, Васильев бросил поводья и тоже со
шпагой в руке прыгнул на смертельного врага.
