– Я слышал о вас, – сказал он.
Засядько продолжал идти. Сзади послышались негодующие
возгласы, затем копыта зацокали снова. Карета, судя по стуку колес, нагоняла.
Два голоса спорили, наконец медведь умолк, рассерженно ворча, а бледный юноша
сказал с укором:
– Это невежливо – так прерывать разговор.
– А он был?
– Я же с вами разговаривал!
– А я нет, – ответил Засядько холодно.
Карета двигалась вровень с шагающим офицером. По лицу юноши
пошли розовые пятна. Он сказал все тем же тихим голосом, но теперь в нем тоже
прозвучала угроза:
– Мой управляющий сказал, что это невежливо. Теперь я вижу,
что он прав…
– А вежливо, – поинтересовался Засядько, не
замедляя хода, – разговаривать из кареты? Мне кажется, я пока что не ваш
управляющий или прочая челядь.
Грузный мужчина взревел, сделал движение броситься на дерзкого.
Юноша придержал его ленивым движением руки. Тут же остановилась и карета.
Засядько сделал еще два шага, повернулся. Юноша нехотя вылез из кареты, держась
за поручень и внимательно следя за лицом молодого офицера. Засядько смерил
холодным взглядом медведя-управляющего.
– Может быть, тот жирный пес, что гавкает из-за вашей
спины, – предложил он, – спустится тоже?
Юноша сказал предостерегающе:
– Он сломает вас двумя пальцами.
– Я дам ему этот шанс.
Медведь всхрапнул и начал вылезать из кареты. Юноша, не
отводя взгляда от лица подпоручика, внезапно улыбнулся:
– Не стоит затевать ссору. Я верю, что господин
Засядько умеет за себя постоять. Даже если придется обойтись без сабли. Барон
Грессер это подтвердит.
Медведь недовольно хрюкнул, посмотрел еще раз в глаза, из
которых на него смотрела сама смерть, опустился обратно. Сиденье продавилось
почти до рессор, а карета склонилась на ту сторону.
– У меня к вам предложение, – сказал юноша. –
Я – Дмитрий Мещерский, из рода Мещерских. Наши земли лежат по ту сторону
реки и тянутся через леса до самого…
Засядько нетерпеливо оглянулся. Дмитрий из рода Мещерских
нахмурился, в глазах мелькнули обидчивые искорки. Похоже, его за всю жизнь
столько раз не прерывали, не ставили на место, сколько за эти минуты. Но
совладал с собой, закончил торопливо:
– Да, это вам неинтересно. Я слишком увлекаюсь
родословными. У меня к вам предложение. Не могли бы мы заехать ко мне в
имение, это совсем рядом, там обсудить…
Засядько покачал головой:
– Нет.
– Почему?
– Я занят. Я тороплюсь на службу.
– Пустяки! – воскликнул юноша. – Мой кучер домчит
вас во мгновение ока! У меня самые быстрые кони во всей Херсонщине.
Прохожие останавливались в сторонке, указывали на них друг
другу кивками. Засядько уже знали в свете, а хозяина этой кареты, как и саму
карету, видимо, знали во всем городе.
– Говорите здесь, – предложил Засядько.
Потомок знатного рода покачал головой:
– Обстановка не та.
– Ничем не могу помочь, – сказал Засядько сухо, потомок
ему не нравился, – извините.
Он повернулся и пошел, не обращая внимания на голоса и
крики. Колеса снова застучали по булыжнику мостовой, и Засядько на всякий
случай отошел от края тротуара. Он шел, почти касаясь плечом стены, уши ловили
каждый шорох.
Нет, медведистый остался на месте, а карета некоторое время
катила у самого бордюра. Засядько услышал голос Мещерского, в котором звучала
нескрываемая досада:
– Если дело только в службе, то я мог бы договориться с
вашими командирами!
Что это за командиры, подумал Засядько обозленно, если с
ними каждый богатый проходимец может договориться. Уверен, что с Суворовым не
договорятся о каком-либо нарушении дисциплины ни князь Вяземский, ни сам
император Павел!
Вслух он бросил сухо:
– Вы правы. Не только.
Карета катила, медведистый рычал, бледный юноша некоторое
время изучал спокойно шагающего офицера. Тот опасен, как шаровая молния, в
каждом движении таится угроза. По тому, как он расправился с Грессером, видно,
что может соблюдать правила, а может и пренебречь ими с легкостью, непостижимой
для дворянина. Но победы добиваться умеет. И сдачи дает.
– Хорошо, – крикнул он с натужной бодростью, —я
как-нибудь сам навещу вас в гарнизоне!
Кучер придержал коней, и Засядько пошел свободнее, не слыша
цокота подков.
Глава 8
Когда на следующий день ему сказали, что к нему посетитель,
Засядько уже знал, что «как-нибудь» таит за собой что-то срочное, жизненно
важное для потомка знатного рода.
Он угадал. Мещерский уже ждал у коменданта. После сухого
приветствия, на этот раз и Дмитрий не скрывал, что пришел без особой охоты, они
вышли. Миновав караульного, оказались на берегу реки. Деревья шумели листвой
вдалеке, чахлая трава едва доходила до щиколотки.
– Здесь нас никто не подслушает, – сказал
Засядько. – Вы этого хотели? Даже ваши люди, что изображают вон там зевак…
– Что вы, – оскорбился Мещерский, но по его глазам
Засядько понял, что угадал.
– Как хотите, – сказал Засядько.
– Ладно-ладно, – проговорил Мещерский торопливо. –
Это моя маменька. Всегда ко мне приставляет всякого рода нянек. Сперва толстых
баб, теперь – бородатых мужиков. Но как вы заметили?
– Не знаю, – ответил Засядько равнодушно. – Просто
заметил.
Звериное чутье, понял Мещерский. Он из края, где выживают
сильнейшие. Там взрослеют рано. А кто не успевает…
А вслух сказал:
– Александр Дмитриевич… У меня к вам несколько странное
предложение. Но возьмите себя в руки и выслушайте. Не понравится, просто
откажитесь. Мы же не дикари, в самом деле! Необязательно ругаться, кричать и
все такое разное…
Он не пояснил, что это «все такое разное», но кому нужно
объяснение, кто видел или слышал, что случилось с Грессером?
– Говорите, – пригласил Засядько.
Мещерский развел руками, зачем-то отступил на шаг:
– Я знаю, вам неприятно слышать, когда бахвалятся
землями, десятками деревень с крепостными, дворцами в Петербурге и Москве… Но у
иных, кроме богатств, унаследованных от предков, ничего нет. Ни своего ума, ни
отваги, ни жизненной силы. Что им еще остается?
Засядько смерил его взглядом:
– Я это уже заметил.
Красные пятна вспыхнули на скулах знатного потомка, но он
сдержал себя, только голос стал еще сдержаннее, точнее в интонациях:
