Сообщи, пожалуйста, об этом князю и княгине. Свадьбу можно
назначить через неделю после моего возвращения, а по мне, так и прямо в тот же
день!
Я люблю тебя, Кэт. Ты снишься мне каждый день.
Я считаю дни, когда я смогу вернуться и прижать тебя к груди.
Твой любящий Александр».
Ответное письмо догнало его уже на границе Российской
империи:
«Дорогой Саша! Я буду ждать, сколько бы ни
потребовалось. Я тебя люблю, каждый вечер засыпаю с твоим именем на устах.
Я вижу тебя во сне, я вижу тебя в каждом человеке, на чьих плечах блестят
эполеты. Я буду молиться, чтобы судьба сберегла тебя, чтобы Господь был
милостив, чтобы ты вернулся невредим. Но даже если вернешься больным или
раненым, все равно останешься для меня таким же молодым, красивым и сильным.
Я люблю тебя, Саша, и буду век тебе верна!
Любящая тебя и преданная Кэт».
Засядько ощутил, что раненный под ним конь валится на бок.
Еще миг – и оба рухнули в воду. К счастью, берег был близко. Засядько
вскочил на ноги. Стоя по колено в теплой, как остывающий чай, воде, выхватил
шпагу, звонко и отчаянно крикнул:
– Вперед! Не задерживаться!
И бросился на берег, где в панике суетились французские
солдаты. Мимо него, выставив пики и пригнувшись к холкам лошадей, с гиком
пронеслись казаки. Остальные торопливо выводили лошадей на берег, вскакивали в
седла и тоже бросались в атаку.
– Вперед! – кричал Засядько. – Нужно захватить
лагерь.
Появление русского отряда было полнейшей неожиданностью для
французов. Основные части Суворова ударили по их армии ниже по течению Адды,
никто не ожидал десанта в этом месте. Да и сам Засядько не собирался вступать в
бой по собственной инициативе, пока не подвернулась очень уж удачная, по его
мнению, позиция для удара в тыл 8-го гренадерского полка французов.
Казаки умчались, и тут же из-за укрытия выскочил
ошеломленный офицер, почти мальчик. Увидев русского, он торопливо выхватил
саблю.
– Сдавайтесь! – крикнул Засядько по-французски.
Однако следом за офицером откуда-то появились два гренадера.
Со штыками наперевес они ринулись на русского офицера.
Засядько отпрыгнул к валу, чтобы никто не зашел со спины.
Первый натиск отразил довольно легко: один гренадер выронил ружье и схватился
за пронзенную грудь. Зато второй отбросил ружье и подхватил чей-то огромный
палаш. Вдвоем с офицером они насели на противника. В воздухе сшиблись,
звеня, три клинка.
Офицера Засядько не опасался: у того была раззолоченная
сабелька, больше пригодная для парадов, но гренадер рубил неистово. При каждом
ударе приседал и свирепо хакал.
– Увалень, – прорычал Засядько. – Сила есть, ума
не надо.
Сильным ударом он отбросил далеко в сторону сабельку офицера
и повернулся к гренадеру. Это был рослый усатый воин, видимо, уже побывавший с
Бонапартом в его блистательных походах. Однако он побледнел, встретившись с
горящими глазами русского.
Засядько прыгнул. Гренадер вскинул палаш, защищаясь, однако
Александр уже изменил направление удара, и противник рухнул. Так рубились на
Сечи деды и прадеды… Пригодились годы изнурительных упражнений в фехтовальном
зале.
Подоспел офицер с саблей. Засядько перевел дыхание, однако
француз, взглянув на сраженных соратников, побелел и бросил саблю на землю.
Засядько подобрал оружие. Офицер опустился на землю и обхватил голову руками.
– Перестаньте, – сказал Засядько сурово. – Вы же
мужчина! Сколько вам лет?
– Скоро будет двадцать два, – прошептал офицер.
Засядько не нашелся, что ответить. Ему самому на днях
исполнилось двадцать лет. Правда, за два месяца непрерывных боев пришлось
столько раз вступать в рукопашные схватки, что другому бы хватило на всю жизнь.
Трижды под ним убивали коней, дважды простреливали кивер, неоднократно он
оказывался один против десятка противников, но всегда оставался цел и невредим.
В сабельных схватках ему не было равных: он с легкостью сражался один
против пяти и всегда побеждал. Его шпага сверкала как молния, и неприятелю
казалось, что у неистового русского сто рук и сто шпаг. Он успевал трижды
пронзить противника, пока тот делал один-единственный выпад.
Бывалые воины, которые начинали службу с Суворовым, дивились
новичку и пророчили ему великие подвиги. Но старшие офицеры косились. Молодой
подпоручик слишком самостоятелен, принимает решение за старших, не однажды брал
на себя командование крупными отрядами взамен растерявшихся… Это задевало
самолюбие, к тому же пошли разговоры, что молодой офицер чересчур близок с
нижними чинами, не держит дистанцию. Вроде бы французов видит лишь через
прицел, но успел от них набраться вредного вольтерьянства!
Глава 9
На следующее утро после удачного десанта Засядько вызвали к
Суворову. Он поспешил в штаб-квартиру полководца, зная, что фельдмаршал любил
быстрых людей.
Возле домика, где располагался штаб, было сравнительно тихо.
У коновязи топтались, пофыркивая, две низкорослые казачьи лошадки. На
пороге сидел часовой и пытался вдеть нитку в иголку. На Александра он только
взглянул искоса, всецело поглощенный своим занятием, даже не подвинулся.
Засядько перешагнул порог и оказался в светлой просторной
комнате. Фельдмаршал стоял к нему спиной, рассматривая расстеленную на столе
карту. Один край ее загибался, и Суворов придерживал ее ладонью. Он был в
простой белой рубашке, и его можно было бы принять за старичка крестьянина,
если бы букли и хохолок не выдавали представителя привилегированного сословия.
На стук шагов он обернулся, пристально посмотрел на молодого
исполина. Рядом с Александром он казался еще меньше ростом и более щуплым.
К тому же Засядько был застегнут на все пуговицы и стоял навытяжку, а
Суворов, спасаясь от итальянской жары, расстегнул рубашку почти до пояса.
В глаза бросалась плоская грудь с дряблой старческой кожей, поросшей
редкими седоватыми волосами.
– Чем вы руководствовались в своем решении? – спросил
вдруг очень быстро и резко Суворов.
– «Наукой побеждать»! – отчеканил Засядько без
малейшего промедления.
На лице Суворова промелькнула улыбка. Он ревностно следил,
чтобы в армии изучали его книгу по боевой тактике.
– А чем именно?
– Удивить – значит победить! – выпалил Засядько.
Суворов довольно улыбнулся, отпустил карту. Та, шурша, свернулась.
Фельдмаршал прошелся взад-вперед, исподлобья посматривая на молодого офицера.
– Что же все-таки мне с вами делать? – сказал он
неожиданно жестко. – Переправившись через реку, вы оголили левый фланг
шестого мушкетерского полка и австрийского корпуса. Вы хоть понимаете, что
наделали?
– Я не защищался от противника, а бил его, –
ответил Засядько. – Теперь австрийцам и шестому полку нечего делать.
А мне не от кого их защищать.
