– Мои чудо-богатыри остались в крепости. Одни на площади,
другие у ворот. Надо бы наградить их. Посмертно…
– Напишите реляцию, – велел Суворов сухо. Он стегнул
коня и поскакал дальше.
В тот день составить реляцию не удалось. Через два часа
под небольшим городишком Нови Суворов атаковал армию Жувера. Как Засядько и
предполагал, его батальон вступил в бой в числе первых.
6-й гренадерский полк, построившись в линию развернутых
батальонов, дал залп и пошел в штыковую атаку. Засядько подивился молодости и
стойкости французских солдат. Сражались они неистово, так бьются, подумал
Засядько, только за правое дело. Хотя вроде бы сражения идут на земле Италии с
русскими войсками. Или они все знают, что несут свободу и более справедливые
порядки? Закаленные суворовские солдаты, привыкшие к победам над войсками таких
же королей и султанов, с молодой революционной армией дрались тяжело, несли
тяжелые потери, каждую пядь итальянской земли поливали своей кровью.
Первая атака была отбита с большими потерями для русских
войск. На левом фланге та же участь постигла австрийцев. Кое-где французы
пытались перейти в контратаку, но были остановлены стрелками.
Вторую атаку французы отбили с еще большими потерями для
русских и австрийских соединений. Засядько заметил внутри французских порядков
перестроение и попридержал свой батальон. Как оказалось, не зря.
После третьей атаки, которую французы отбили с большим
уроном для нападающих, кирасирский полк по указанию Жувера стремительно ударил
во фланг 6-го гренадерского, стремясь с ходу смять батальон Засядько и выйти в
тыл основных мушкетерских соединений.
Натиск был столь стремителен, что русские даже не успели
выстрелить. Передние ряды французов неожиданно выросли перед ними и ударили в
штыки. Как оказалось, штыковой бой был знаком и французам, и дрались они в
рукопашной яростно и умело. Засядько поспешил в гущу схватки. Нужно было во что
бы то ни стало задержать атакующую колонну, иначе исход всей битвы будет решен
в пользу французских войск. Из его воинов ни один не дрогнул. Сражались
остервенело, не выпуская оружия.
Жувер бросил в бой отряд конницы, чтобы она довершила
начатое. В это же время Суворов перегруппировал отступающие части и сам
повел их в последнюю отчаянную атаку.
Страшное и печальное зрелище предстало перед ним. Только что
здесь стоял батальон молодого капитана Александра Засядько… А теперь поле усеяно
павшими русскими и французскими воинами. Батальон пал смертью храбрых, но не
отступил ни на пядь. Тем самым он дал возможность фельдмаршалу собрать
разрозненные части для четвертой атаки.
И когда русские пошли в жестокий штыковой бой, один из
сраженных зашевелился и тяжело поднялся, опираясь на залитую кровью саблю. Он
был высок, широкоплеч и страшен в окровавленной одежде, с запекшейся кровью на
бледном лице. Это был капитан истребленного гренадерского батальона Александр
Засядько.
Бой решила четвертая атака и рейд русской конницы. Она
появилась в тылу противника и вызвала там замешательство. Французские войска
стали отступать.
Немного оправившись, Засядько принял участие в
преследовании. Его внимание привлек один из французских кирасир, врубившийся в
ряды русских солдат и пытающийся сдержать натиск. Острая сабля сверкала как
молния, не один из пехотинцев расстался с жизнью, пока Засядько подоспел к
месту схватки.
– Эй, богатырь! – крикнул Засядько
по-французски. – Хватит простых солдат рубить, померяйся силами с равным!
Он пришпорил коня. Кирасир злобно оскалился, вскинув
огромный палаш. Удар был страшен. Засядько едва успел закрыться. Лезвие палаша
скользнуло по его сабле и сорвало с плеча эполет.
– Теперь держись, – сказал Засядько мрачно.
Однако француз отразил атаку мастерски. Распалившись,
Александр обрушил каскад ударов, но кирасир оказался бывалым воином, не ушел в
глухую защиту и, отражая сабельные удары, все время выбирал позицию для
ответной атаки.
Засядько ощутил смутную тревогу: впервые за всю войну
попался противник, который разгадывал его боевые приемы. И он решился
применить прием, которым пользовался лишь в самом крайнем случае. Это было из
боевого наследия запорожцев. Когда-то отец показал ему составные части
обманного движения и сокрушительного удара. Александр научился наносить его еще
в то время, когда скакал верхом на прутике и сек крапиву деревянной саблей…
Он взметнул саблю. Р-р-раз! Поворот… Страшный удар!!!
Француз вдруг странно изогнулся, его палаш повернулся
острием к русскому офицеру, и… сабля Александра почти над самой головой
противника вырвалась из рук. Вырвалась с такой силой, что удержать ее не было
никакой возможности…
И Засядько узнал этот прием. Но его применяли только
люди, обученные на Хортице…
Прежде чем француз занес свой палаш над обезоруженным
противником, Александр с яростным воплем, от которого в страхе дернулся конь
француза, прыгнул навстречу. Сцепившись, они свалились с лошадей. Засядько
обеими руками схватил палаш и вырвал его из рук француза. Тот не сопротивлялся,
настолько сильно ударился при падении.
– Отвечай! – потребовал Александр. – Кто научил
тебя так драться?
Француз злобно плюнул ему под ноги и вдруг ответил на
чистейшем украинском языке:
– Были люди, научили!
Засядько опешил.
– Ты… ты знаешь украинский язык?
– Знаю, – ответил француз зло.
Он попытался подняться, но болезненно сморщился, стиснул
зубы, стараясь унять стон. Повсюду мелькали мундиры русских солдат, бежавших
вперед, гремело «ура». По их красным, распаренным лицам струился пот, сапоги
глухо стучали по накаленной почве.
– Я сам украинец, – сказал Засядько, желая вызвать
француза на откровенность. – И меня удивили твои фехтовальные приемы…
– Меня тоже удивило твое искусство, – ответил француз.
– Будем считать, что мы обменялись комплиментами.
А теперь скажи: где ты научился так драться?
Кирасир с трудом поднялся и сел. Кисть правой руки
кровоточила от удара о камень.
– На Сечи, – буркнул он.
– Я так и думал, – кивнул Засядько. – Первые
уроки я тоже получил там. На саблях.
– Это заметно, – проворчал француз.
Он поднялся, пошатнулся, зло осмотрелся по сторонам.
С русской стороны уже спешили санитары, показалась повозка для раненых.
– А как ты попал на Сечь? – полюбопытствовал
Засядько.
– Отряды запорожцев сражались повсюду в Европе, –
ответил кирасир неохотно. – Познакомиться и подружиться с украинскими
рыцарями было нетрудно. Я был сорвиголовой, искателем приключений…
Попросился к ним в отряд, прожил на Сечи три года. Может, и остался бы там
навсегда – ваши девушки не уступают парижанкам, – но императрица
ввела войска в Сечь… Казаки дрались отчаянно, я там был ранен. С тех пор
прошло двадцать лет, даже больше, но я не забыл ни одного приема, которыми
овладел там.
