Засядько молча ждал приближения маршала. За спиной нарастал
грозный ропот солдат. Мюрат подскакал ближе, ловко спрыгнул с коня и пошел
вперед с протянутой рукой.
– Вы славно сражались в Московском бою! – воскликнул
он. – Я пользуюсь случаем пожать вам руку и выразить восхищение
мужеством и стойкостью русских солдат.
Засядько ответил на рукопожатие, заметив:
– Похвала победителя особенно лестна. Видимо, я имею честь
пожимать руку военному губернатору Москвы?
– Не-ет, – смеясь ответил Мюрат. – Им назначен
Мортье. Мне император велел только поскорее занять Москву. Со мной инспектор
Деннье, ему приказано заготовить в Москве припасы и подыскать квартиры для
войск. Как по-вашему, это легко устроить?
– На это не рассчитывайте, – ответил Засядько
сдержанно. – Московским главнокомандующим до сего дня был Ростопчин…
Мюрат понимающе кивнул. О Ростопчине даже в Париже
писали газеты, рассказывали о его ненависти к революционной Франции, а оттуда и
ко всему французскому. Засядько оглянулся на своих солдат, которые стояли
насупившись и держали ружья на изготовку.
– Войска уже оставили город, – продолжил он. –
Можете вступить. Москва пуста.
— Почему? – воскликнул Мюрат удивленно.
– Жители покинули ее почти полностью.
– Почему? – повторил Мюрат с еще большим удивлением.
– Привычка, – ответил Засядько с горькой
иронией. – При нашествии татар народ всегда уходил в леса.
– Французы и татары – большая разница!
– Русские не видят разницы в неприятеле.
Мюрат оскорбленно пожал плечами. Его спутники подъехали
ближе, с интересом разглядывали богатырскую фигуру русского офицера. Мюрат
вскочил в седло, натянул поводья и вихрем пронесся мимо изумленных русских
солдат в направлении Москвы. Следом за ним поскакала свита. Копыта лошадей
гулко били о дощатый настил деревянного моста.
Засядько бросил прощальный взгляд на окрестности и велел
своим солдатам догонять основные силы армии. По их пятам уже двигались
авангардные части конницы Мюрата.
Московский губернатор Ростопчин был непримиримым врагом всего
французского – французских мод, идей, парикмахеров и наставников. Он
издавал бюллетени о победах над французами, устраивал крестные ходы с
чудотворными иконами, велел зарубить одного жителя за похвалу Бонапарту, сослал
в Нижний Новгород сорок учителей-французов, среди которых был и актер Думерг,
оставивший описание этого «путешествия».
Кроме того, он спешно отправил в Петербург всех сенаторов,
чтобы Бонапарту не с кем было вести переговоры. В довершение велел
передать народу арсенал, распустить арестантов и вывезти все пожарные
инструменты, которых в Москве насчитывалось 1600 штук.
Утром 15 сентября Бонапарт под звуки «Марсельезы» вступил со
своей гвардией в Кремль. Он с изумлением обнаружил, что Москва в основном
состоит из деревянных построек. Даже мосты деревянные… В тот же день город
запылал. Когда Наполеону доложили, что нет никакого пожарного инвентаря, он в
ужасе воскликнул: «Да это скифы!»
Глава 23
Затем было отступление Великой армии. Засядько шел в
авангарде, и его отряд первым сшибся с арьергардом армии Бонапарта у реки
Березины. Вслед за жестокими морозами наступила оттепель, так что переход через
реку стал возможен только с помощью мостов. Генерал Эбле со своей бригадой
работал без перерыва, включая ночь с 25-го на 26 ноября. Навели два моста –
один для пехоты, другой для обоза. Но второй обвалился, тогда принялись за
починку, стоя по пояс в ледяной воде. Никто из этих героических людей не
остался в живых, но французская армия была спасена.
У Кутузова требовали, чтобы он напал на отступающие французские
войска. Старый полководец отрицательно качал головой: «Раненый лев
опасен!» – и продолжал идти следом, подбирая брошенные пушки, ружья, а
казаки захватывали в плен отставших и заблудившихся.
Засядько вспомнил комичный эпизод после сражения при Малоярославце.
На другой день вечером к нему зашел полковник Заале, принес бутылку
шампанского. Вид у полковника был почему-то сконфуженный.
– Александр Дмитриевич, – начал он, когда шампанское
запенилось в бокалах, – к вам есть дело деликатнейшего свойства… Как вы
знаете, государь император на днях изволил наградить светлейшего князя Михаила
Илларионовича Голенищева-Кутузова золотой шпагой с надписью «За храбрость»…
– От души поздравляю, – бодро сказал Засядько и выпил
содержимое бокала.
Заале налил ему снова и продолжал вкрадчиво:
– Вы не могли бы опоздать на церемонию награждения? Или
вообще не присутствовать?
Засядько удивился:
– Но ведь я тоже приглашен!
– Взыскания не получите, обещаю. Дело в том, что…
складывается щекотливое положеньице. Государь наградил вас такой же шпагой,
когда вы были всего-навсего капитаном…
– Было такое, – подтвердил Засядько. – Вот она,
эта шпага!
Заале с завистью покосился на золотое оружие, уважительно
тронул пальцами затейливо украшенный эфес.
– Вот видите, – продолжал он, – а ведь вам не было
еще и сорока…
– Едва исполнилось тридцать! – Засядько уже все понял,
и ему стало весело. – Хорошо, – согласился он. – Хоть высплюсь.
Утром мой полк перебрасывают наперехват авангардным частям Мюрата.
А церемонии награждения мне не в диковинку.
Он допил шампанское, проводил осчастливленного штабника, лег
в постель и мгновенно уснул здоровым крепким сном.
В январе русские войска переправились через Неман.
Пруссия наконец решилась выступить против Франции, вся прусская армия стала
отныне подчиняться русскому командованию.
Австрии нужно было несколько недель, чтобы закончить
приготовления к военным действиям. Наполеон, взбешенный готовящимся
предательством, кричал и топал ногами на австрийского министра иностранных дел
Меттерниха: «Вы хотите войны – хорошо же, будем драться. Я назначаю
вам свидание в Вене. Сколько вас, союзников? Четверо, пятеро, шестеро?
Двадцать? Чем больше вас будет, тем я буду спокойнее». – «Мир и
война, – холодно ответил Меттерних, – в руках вашего величества.
Сегодня вы еще можете заключить мир; завтра, возможно, будет уже
поздно…» – «Чего от меня хотят? – закричал Наполеон. – Чтобы я
покрыл себя позором? Никогда! Ваши государи, рожденные на троне, могут двадцать
раз возвращаться побежденными в свои столицы. Я этого не могу, потому что
вышел из низов!»
Австрия объявила о своем вступлении в войну. Теперь уже вся
Европа двинулась против Наполеона. Три огромные армии хорошо обученных и
экипированных солдат численностью свыше миллиона начали новую кампанию. Во
главе коалиции был поставлен талантливый полководец, бывший соратник Наполеона,
маршал Бернадот, перешедший на сторону союзников. Для командования войсками был
вызван из Америки другой талантливый полководец, тоже бывший соратник и друг
Наполеона, маршал Моро. Генерал Жомини, изменивший Наполеону после битвы при
Бауцене, теперь состоял в Генеральном штабе союзников и доставлял Александру I
планы передвижения войск.
