«Быховский бы воспользовался, – подумал
Засядько. – Он службы в полевых избегает, как черт ладана. А тут
вдобавок светит еще и возможность быстрой карьеры…»
– Ваше предложение, – ответил он вежливо, – для
меня большая честь. Не знаю, достоин ли.
– Достоин, – сказал полковник благодушно.
Он оглянулся на женщин. Те закивали, расцвели одинаковыми
улыбками. Ксанка тихонько вздохнула, на нежных щеках играл жгучий румянец.
– Это уж позвольте нам судить, – сказала Мария
Степановна веско. Она оглянулась на Елизавету Павловну. Та молча кивнула, не
разжимая рта. Возможно, у нее были очень плохие зубы. – Мы повидали многих
людей… Разбираться умеем!
Ксанка стрельнула в него глазками, смутилась, жгучий румянец
с ее щек перетек на шею, жарко запылали уши. Засядько ощутил себя припертым к
стене. Его дожали, утопили в патоке. И если он не хочет стать куклой в их
руках, то надо сопротивляться. Пусть даже покажется грубостью. Пусть даже будет
ею.
– В любом случае, – сказал он как можно
тверже, – я хотел бы сначала послужить по месту назначения.
Полковник нахмурился. Мария Степановна всплеснула руками, ее
кузина удивленно вскинула длинные ресницы: какой гордец выискался! Да разве ж
можно отвергать руку, протянутую старшими? Ксанка метнула быстрый взгляд на
юного подпоручика и опустила голову. Румянец стал быстро покидать ее пухлые
щечки. В огромном зале резко похолодало, вот-вот пойдет снег.
Полковник пожал плечами. Аккуратно допив чай, он в мертвой
тишине выудил из внутреннего кармана швейцарский брегет, щелкнул крышкой, с
глубокомысленным видом собрал на лбу складки.
– К сожалению, должен откланяться. А вы, Засядько,
подумайте над моим предложением. Подумайте спокойно, без предвзятости.
Посоветуйтесь со старшими. Обязательно посоветуйтесь! Учтите, другие выпускники
лишены возможности остаться. А теперь, Ксанка, проводи нашего дорогого
гостя.
Девушка порывисто поднялась. Судя по ее лицу, прерывистому
дыханию, переживала и за себя, и за подпоручика. Не меньше его ждала, когда
закончится мучительный разговор. Не хочет этот гордец их покровительства –
и не надо! Наверное, у него и дама сердца уже есть…
Засядько вышел в ее сопровождении на внутреннюю мраморную
лестницу и, прежде чем спуститься вниз, задержался, чтобы попрощаться.
Девушка, поборов застенчивость, спросила тихим прерывающимся
голосом:
– Послушайте, Геркулес, почему вы не хотите остаться? Перед
вами дорога в Петербург. В Петербург, понимаете? В Северную Пальмиру.
Вам не придется мерзнуть в степях, голодать, терпеть лишения. Вы хоть
понимаете, от чего отказываетесь?
Засядько серьезно смотрел ей в глаза. Девушка была очень
красива. Где-то внутри слабо зазвенела незримая струна. Любовь… Цветы… Птицы…
Этот ангел создан для того, чтобы его любили, писали ему стихи, наслаждались
его присутствием. А взамен счастливый избранник получит самую светлую и
преданную любовь, верность, чистоту… Почему бы и нет? Ему уже восемнадцать лет.
Ей – шестнадцать. Что может быть лучше союза двух юных и чистых сердец?
Есть дела поважнее любви, сказал он себе твердо. Служба
Отечеству – разве не главное для мужчины? Не достойнее жить под свист пуль
и вой пролетающих мимо ядер?
– Вы назвали меня Геркулесом, – ответил он
медленно. – А ведь Геркулес… тогда он жил еще в Элладе и
звался Гераклом, когда ему исполнилось восемнадцать лет, тоже стоял
на распутье и мучительно выбирал жизненный путь. В это время к нему
подошли две женщины: Добродетель и Изнеженность. Одна предложила долгий и
трудный путь к славе, посулила тяготы, лишения, опасности, тревоги. Вторая
обещала самые изысканные радости, пиршества, наслаждения. Геракл заколебался…
но все же выбрал трудную дорогу к славе. А что бы мы знали о Геракле… да и
о Геркулесе тоже, если бы он предпочел жизнь, полную наслаждений?
Он почтительно поцеловал ее детские пальчики и хотел было
сбежать вниз по широким мраморным ступенькам, но девушка остановила, щеки снова
разрумянились, а голосок зазвенел:
– Почему же все стремятся к спокойной жизни? Да еще полной
наслаждений? Ведь стремятся же!
– Не все, – ответил он, стоя ступенькой ниже.
– Да, вы не стремитесь, но вы не правы! Выходит, что все
шагают не в ногу, один вы идете в ногу?
– Бывает и так, – ответил он упрямо. – Это именно
тот случай, когда прав один, а не рота. Но даже те, кто достиг спокойной жизни,
счастливы ли они? Однажды мой дядя, запорожец, пустился в воспоминания
молодости… Лихие набеги на турецкий берег, жаркие схватки с татарами, стычки с
польскими отрядами, походы за зипунами на ту сторону моря… Несколько раз
рассказывал, как добывал железом и кровью в Речи Посполитой невесту.
Я слушал-слушал и спросил однажды: «А что было потом?» Никогда не
забуду, как дядя недоумевающе посмотрел на меня, пожал плечами и ответил: «Потом
уже ничего не было». Подумал и повторил совсем грустно: «Потом ничего не было».
Меня такой ответ потряс до глубины души.
– Почему?
– Да потому, что с того момента, как дядя добыл невесту,
прошло сорок лет! Сорок лет жизни. А для дяди «ничего не было». Он все это
время жил как в сказке, жил-поживал да добро наживал.
– Что ж тут плохого? – сказала девушка укоризненно.
– Ничего… Но почему то время, когда он голодал в походах,
мерз в засадах, подвергался смертельной опасности в боях, почему то время он
вспоминает с нежностью? Может говорить о нем часами. Вспоминает все новые и
новые эпизоды. Может быть, то и была настоящая жизнь? А потом началось
сытое, но унылое существование?
– Такое суждение не может быть верным, – сказала упрямо
девушка. – Правда всегда на стороне большинства!
– Не знаю… Человек сам себе выбирает дорогу. Так меня учили
в Сечи!
– Здесь не Запорожская Сечь, – напомнила она с
вызовом. – Здесь цивилизованный мир!
– Зачем мне такая цивилизация, когда за меня будут решать
каждый шаг? Во что тогда превратятся мужчины?
Она смотрела на него с ужасом:
– Вы… вы дикарь в мундире офицера!
– Вы даже не представляете какой, – подтвердил он с
готовностью.
Он почтительно поцеловал девушке руку, сбежал вниз и скрылся
за массивными дверьми.
Глава 4
Гадалка с удовольствием взяла широкую ладонь молодого
красивого офицера. Линии жизни были резкими, четкими.
– Ой, какая странная и удивительная жизнь… – сказала
она нараспев. – Вот с обнаженной шпагой на белом коне… вот в пламени
пожара прыгаешь с высокой башни… спасаешь женщину, очень красивую… У тебя
вся грудь в боевых орденах и в звездах с алмазами…
Друзья хохотали, заглядывали в ладонь Александра, стукаясь
головами. Балабуха сказал весело:
