– Вот-вот, – сказал Волконский несколько обескураженно,
раньше Засядько в чрезмерном монаршем восторге замечен не бывал. –
Необходимые средства выделят немедленно.
– Не было бы счастья, да несчастье помогло… –
пробормотал сзади Внуков.
– А как насчет Арсенала? – спросил Засядько. Он
решил ковать железо, пока горячо. – Его тоже нельзя оставлять в окружении
жилых домов. Наш монарх уже показал, как он молниеносно, аки эллинские герои,
решает быстро и точно. Надеюсь, он прямо не выходя из кареты решит и этот не
столько острый, как пожароопасный вопрос…
– Я доложу государю императору, – поспешно ответил
Волконский. – Да вы и сами сможете внести проект…
– Я готов! – воскликнул Засядько.
– Не сомневаюсь, – ответил Волконский кисло, – как
только… приведете себя в надлежащий вид. Дело в том, что с государем в карете
находятся великие княжны Анна и Мария, и он не может пригласить вас немедля…
Засядько с усмешкой взглянул на себя и товарищей. Трое
разбойников с большой дороги. Какая там карета!
«Не было бы счастья, да несчастье помогло», – повторил
он слова помощника, когда ездил в поисках подходящего места для Арсенала. Он
хотел найти не просто безопасную для города, но и благоприятную во всех
отношениях местность для будущего сооружения. И построить не деревянную
времянку, как было до сих пор, а добротную каменную крепость, оснащенную по
последнему слову военной техники.
Такое место удалось выбрать вверх по Неве, напротив
мануфактурной фабрики. Засядько быстро воссоздал в уме громаду Арсенала, вписал
в окружающий пейзаж и остался доволен. Его новое детище будет смотреться
отлично. Не стыдно показать и зарубежным гостям.
Утром к нему заскочил Внуков. Увидев, какой тщательный план
генерал начертил за ночь, сказал с неудовольствием:
– Александр Дмитриевич, мало вам хлопот со старыми
постройками? А как же артиллерийская бригада? За нею нужен глаз да глаз.
А пороховой завод? И там без вас пальцем не пошевелят. А когда
заниматься ракетным делом?
– Эх, дружище, – отозвался Засядько, не отрываясь от
циркуля и счетной линейки, – многое ты перечислил, но это лишь малая
часть… Все бросил бы я ради ракетного дела. Это тот невзрачный птенчик, из
которого выведется сказочная птица Симург… Но пока приходится делать шаг в
сторону. Обязан! Хорошо вижу завтрашний день российской артиллерии. Поэтому
придется возглавить и это заведение, самому составить программы на многие годы
вперед. Да и кто лучше меня знает, что нужно артиллеристам в будущем? Лишь
потому и взвалил на плечи новую ношу. Ясно? Теперь артиллерийское дело
Российской империи целиком и полностью в моих руках. Начиная от производства
пороха и кончая поставкой в армию готовых орудий. Да и артиллеристов готовлю
сам…
– А надо ли это вам?
– Надо, – ответил Засядько, однако в голосе прозвучало
сомнение. – Похоже, все-таки надо…
Между делами он изобрел калибромер и особый лафет для пушек,
специально предназначенных для обороны крепостей. Об этом его попросил великий
князь Николай, будущий император России.
Очень много приходилось работать и с орудиями, которые
отливали в глиняных опоках и в земляных формах, чтобы определить изменения в
металле. Папки с описаниями многочисленных опытов занимали в его библиотеке
несколько полок. Особенно трудоемкой и неблагодарной была работа по переливке
старых орудий, когда потребовалось узнать, сколько раз можно совершать эту
операцию, сохраняя требуемую крепость металла.
В эти же дни он успел изобрести «маленькую переносную
машинку для передвижения орудий самого большого калибра». Потомки назовут ее
домкратом и оценят по достоинству, но сам изобретатель смастерил ее между делом
для рабочих-литейщиков, чтобы хоть немного облегчить их тяжелый труд.
Друзья удивлялись неиссякаемой энергии генерала, который
буквально ошеломил их фейерверком изобретений, будучи поглощен совсем другими
делами.
Педантичный Внуков однажды выписал на бумажку должности,
которые Засядько занимал в данный момент:
«Директор Артиллерийского училища, директор Петербургской
пиротехнической лаборатории, директор Охтинского порохового завода, директор
петербургского Арсенала, командир учебной артиллерийской бригады, смотритель
карабинерского полка.
Кроме того, по Вашим проектам и под Вашим руководством
строятся новые здания Артиллерийского училища, пиротехнической лаборатории и
Арсенала. К тому же Вы делаете открытия и изобретения, которые не идут на
ум и более свободным людям. Признайтесь, Александр Дмитриевич, либо Вы продали
душу врагу рода человеческого, либо умеете раздваиваться. Правда, тут и
раздвоение не поможет. Вы наверняка один в десяти лицах?»
Но и при такой загруженности Засядько ухитрялся выкраивать
время, чтобы просматривать новинки литературы. Он выработал привычку
скорочтения, и друзья часто удивлялись его феноменальной способности: генерал
читал с такой же скоростью, с какой человек перелистывает страницы.
Однажды Внуков застал Засядько, углубившегося в
«Литературные листки». На приветствие помощника генерал лишь небрежно кивнул,
не отрываясь от чтения.
– Беллетристика? – спросил Внуков скептически.
– Да, но какая! – ответил Засядько рассеянно. –
Любопытнейшая повесть… Тут есть и воздушные дилижансы, и машины для делания стихов,
и воздушные десанты…
– Чушь какая-то, – отозвался Внуков
неодобрительно. – Услыхали бы господин Кукольник или господин Пушкин про
машину для делания стихов! Затравили бы автора эпиграммами.
– Нет, ты послушай, – оборвал помощника Засядько и стал
читать вслух: – «Правда, что в физических законах мы гораздо выше древних,
и если науки будут продолжаться беспрерывно в таком же множестве и с таким же
рвением, то любопытно знать, что будет с родом человеческим через тысячу лет».
Каково?
Внуков пожал плечами:
– Ничего не будет. Все останется по-прежнему. А почему
что-то должно измениться?
– Эх ты… В мир пришла наука, и автор это хорошо
понимает. А это силища, которая будет расти год от года. Послушай еще
отрывок. Герои перенеслись в будущее на тысячу лет, и им объясняют: «Оттого,
что наши предки без всякой предусмотрительности истребляли леса и не радели о
воспитании и сохранении дерев, они наконец сделались редкостью и
драгоценностью!» Кстати, в этом будущем даже монеты чеканят не из золота и
серебра, которого много, а «из дубового и березового дерева».
– Впрямь чушь! – воскликнул Внуков. – Да у нас
лесов-лесов… Господи! Да их хоть миллион лет руби да жги, все равно еще больше
останется. О каком сохранении деревьев может быть речь?
– Гм… А вот послушай еще… «Все, что вы здесь видите на
столе… есть произведение моря. По чрезвычайному народонаселению на земном шаре
и по истреблению лесов все почти животные и птицы, которые прежде в таком
множестве употреблялись в пищу, перевелись. Но зато море представляет нам неисчерпаемый
магазин для продовольствия. После изобретения подводных судов и
усовершенствования водолазного искусства дно морское есть плодоносная нива,
посеянная несчетным множеством питательных растений, а воды снабжают нас в
изобилии рыбами, водоземными животными и раковинами».
