Повернуться и уйти глупо — он же принц. Можно просто сказать, что он передумал и не будет участвовать в постановке.
— В этом месте, — сказала Мередит, кивая в такт музыке, — звучит новая тема. Вам надо расслабиться. Давайте попробуем!
Вместо того чтобы заявить о своем отказе, принц передернул плечами и немного ослабил руку, сжимавшую ее талию.
— Принц Кернан, вы не на военном параде.
Он явственно слышал интонации Драконьего Сердца.
Кернан сделал еще одну попытку, используя метод, который всегда помогал ему на стрельбище перед трудным снайперским выстрелом. Глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
— Так не пойдет. Вы слишком напряжены. Подумайте о чем-нибудь, что доставляет удовольствие и приносит успокоение.
— Чтение?
Мередит вздохнула, как будто начала осознавать, что впервые столкнулась с безнадежным учеником.
— Скорее какое-то расслабляющее физическое упражнение.
Кернан пришел в замешательство. В его понимании физические нагрузки требовали как раз напряжения и полной сосредоточенности.
— Прогулка на велосипеде! — предложила она с энтузиазмом. — Представьте, что едете по тихой проселочной дороге мимо домиков с черепичными крышами, мимо полей с коровами, мирно жующими траву. За спиной у вас корзинка для пикника.
Кернан отпустил ее руку. Он так напрягся, стараясь расслабиться, что ладонь начала потеть.
Мередит взглянула на него, поняв причину молчания.
— Корзинка для пикника на багажнике велосипеда — это не из вашей жизни, правда?
— Пожалуй. Мне скорее помогает верховая прогулка. Но лошади не из вашей жизни.
— Именно из-за лошади вы сегодня оказались здесь, — чуть ехидно напомнила она.
Принц вздрогнул. Фраза, произнесенная таким тоном, могла расцениваться как оскорбление. Но ведь Адриан предупреждал! Неожиданной оказалась собственная реакция — ему нравилось, что кто-то посмел честно и прямо высказывать ему свое мнение.
— На фотографиях в газетах ваши лошади выглядят ужасно, — продолжала она, поежившись. — Дикие глаза и пена на морде.
— Не верьте газетам, — ответил принц. — Пресса всегда подстерегает меня в худшие моменты, чтобы представить как «монстра недели».
— Скорее «монстра месяца».
— Или года.
Неожиданно оба рассмеялись.
— Так вы правда никогда не катались на велосипеде?
— Катался, но мне не очень понравилось. Я впервые сел на пони как раз в том возрасте, когда детям дарят велосипед. Пропустил что-то волнующее?
— Не то чтобы волнующее… Просто это нормально. Ветер в ушах, неистовый восторг, когда летишь с высокой горы или катишься по лужам. Не могу поверить, что вам не довелось этого испытать.
Его поразил тон искреннего сочувствия.
— Вы жалеете меня, потому что я не катался на велосипеде с корзинкой для пикника?
— Я вовсе не говорила этого.
— Слышно было по голосу.
— Хорошо, — призналась она. — Мне вас жаль.
— Протестую, — отрезал он. — Никому в голову не приходило меня жалеть и, надеюсь, не придет. Смешно подумать, что, обладая практически неограниченными полномочиями и властью, я могу — или хочу — вызывать сочувствие.
— Не обижайтесь. Просто я подумала, как грустно, что вы никогда не шлепали босыми ногами по луже, не играли в дартс после хорошей кружки пива. Вы не испытывали нетерпеливого ожидания, когда накопленных денег хватит на тройную порцию сливочного пломбира со взбитыми сливками и горячей шоколадной подливкой.
— Не понимаю, о чем речь.
— Неудивительно, что вы не умеете танцевать! Вы не испытали того, что действительно важно. Так о чем жалеть?
Он помолчал, потом сказал:
— Не подозревал, что моя жизнь полна лишений.
Мередит пожала плечами.
— Кто-то должен был вам сказать.
Тут он усмехнулся. Она тоже. Кернан понял, что ей удалось чуть-чуть снять привычное напряжение. В то же время возникло странное ощущение близости, как будто кирпичик выпал из крепостной стены, которую оба старательно возводили.
— Что же, — суховато заметил он, — представляю себе велосипедную прогулку по проселку в окружении личной охраны и репортеров, бросающихся под колеса из-за кустов, чтобы меня сфотографировать. В этой картине не хватает только умиротворения.
— Наверное, вам тяжело живется.
— Скорее наоборот. Многие завидуют моему образу жизни.
— Я не об этом, — тихо сказала она. — О цене, которую надо платить, когда не знаешь, любят ли тебя самого или твой титул, когда все время опасаешься порочащего фото или оброненной не к месту фразы.
Принц почувствовал, что Мередит слишком углубилась в его личную территорию. Досадно, когда один выпавший кирпичик грозит разрушить всю стену. Но в ее глазах он прочитал что-то важное про себя.
Принц был одинок. Она увидела то, чего не видел больше никто.
Он напомнил себе, что ему нравилось одиночество.
Кернан резко сменил тему.
— Как насчет ловли рыбы на удочку в тихой заводи? Я могу думать об этом, чтобы расслабиться.
Господи, он пытается вставить кирпичик на место. Вот облегчение!
— Замечательно! — обрадовалась она. Прекрасная тема. Ничего личного. — У рыбалки есть даже свой ритм, правда? Держите картину в голове. Помогает. Вы стали двигаться намного лучше.
Услышав ее слова, он снова сбился с ритма.
— Что может быть спокойнее, чем сидеть с удочкой на берегу пруда в жаркий день, наблюдая за поплавком, — продолжала Мередит. — Бывало, я тоже рыбачила.
— Неужели? Мне казалось, что женщины визжат при виде пойманной рыбы.
Она игриво шлепнула его по плечу. От неожиданной фамильярности жеста принц споткнулся.
— Что за ужасный стереотип, — пожурила его Мередит. — Терпеть не могу жеманных, беспомощных, визгливых дамочек.
— Вы не из их числа?
Он не мог скрыть улыбку. Она покраснела и сама споткнулась.
— Я не то хотела сказать.
Кернан с удовлетворением наблюдал за ней, потом притянул к себе и шепнул на ухо:
— Так кто из нас ханжа?
Шутка не получилась. Теперь оба покраснели, ощущая неловкость. Он чуть не наступил ей на ногу.
Мередит вздохнула, отступила на несколько шагов и задумчиво оглядела его.
— Адриан, то есть принц Адриан, был более раскован.
— С моей точки зрения, слишком раскован.
Она снова вздохнула. Занятие продолжалось не более пятнадцати минут, а она уже готова выйти из себя.
