Не желая мешать торжествам маленького народца, Большака осмотрел убитых на площадке у подъемного моста воинов. Со стороны было непонятно, что «большой сотник» ищет, потому что тощие кошельки с поясов он не снимал. Но Большака искал не кошельки. Ни у кого, к его великому сожалению, не оказалось даже обычной кожаной фляжки с вином. Вспомнив, где, кажется, видел такую фляжку, сотник вернулся по коридору в пещерный зал, где произошла первая схватка. Фляжку он нашел быстро на большом круглом камне рядом с очагом. Но оказалось, что она была наполнена водой.
Расстроенный Большака потянул носом, пытаясь понять, что такое странное и безобразно пахнущее варилось в котле.
– Берсерки… – с презрением и отвращением сказал один из воев-руян, вошедший в зал вслед за сотником. – Мухоморы свои варили. Не успели доварить. А то и не почувствовали бы ничего. Мухомор боль и страх снимает.
Он показал на кучку таких красивых, но ядовитых для нормального человека грибов, приготовленных, видимо, для следующей порции варева.
– Что они не почувствовали бы? – не понял сотник.
– Как их убивают… – объяснил вой. – Мы однажды вместе с данами по шведским землям гуляли… Поселение одно пожгли… Там в большущем доме такие же берсерки валялись. Их поселенцы специально для собственной охраны наняли. Отвара своего перепили и ничего не чувствовали…
[8]
Так всех на месте и перебили…
– Интересно, лоси Овсеня, когда мухоморов наедятся
[9]
, тоже лосиными берсерками становятся? – ухмыльнулся Большака. – Надо будет не забыть спросить…
* * *
Конунг Ансгар примерил боевую кольчугу своего отца, прочную, тем не менее имеющую пробоину в области живота, где вошла в тело стрела, погубившая Кьотви. Кольчуга оказалась слегка великовата для юноши. Особенно длинны были рукава и мешали бы своей дополнительной тяжестью в бою, стесняя движения рук, а быстроту рук юный конунг считал своей основной силой в мечном бою и потому собственную кольчугу имел с рукавами, доходящими только до локтя, а предплечья прикрывал стальными наручами. Но в отцовской кольчуге жил дух Кьотви, и молодой конунг это чувствовал.
– Хаствит, сможешь отремонтировать и подогнать это под меня? – спросил Ансгар, памятуя, что дварф считался, как сказал кузнец Далята, специалистом как раз по кольчугам.
Дварф-кузнец кивнул и для убедительности что-то промычал. И сразу показал пальцем, что и где следует подогнать. Должно быть, свое дело он и вправду знал хорошо, да у Ансгара и не было причин сомневаться в словах Даляты.
– Но для этого нужно время? – спросил конунг.
Хаствит согласно закивал и даже две руки к голове приложил, словно ужаснулся, как много времени требуется на подгонку.
– И ладно… Пока буду своей пользоваться, хотя для большого боя она, мне кажется, тонковата. Но большой бой у нас едва ли предвидится. По крайней мере, сегодня такого не будет. А завтра как-нибудь перетерплю.
Двое стражников помогли юному конунгу облачиться в свою легкую кольчугу. Но шлем юноша все же позаимствовал отцовский, который пришелся ему как раз по голове. Отцовский шлем был совсем простым, в отличие от собственного византийского шлема Ансгара не имел не только золотой насечки, но даже защитной полумаски с наносником, но в нем, казалось, присутствовало нечто такое, что заставляло Ансгара ощущать большую уверенность и в руке, и в мыслях. По крайней мере, мыслил он уже твердо и без сомнений, как мыслил раньше сам Кьотви, всегда быстро принимающий любые решения. Кроме того, по золоченому шлему Ансгара могли узнать издали, а он до поры до времени не хотел этого. И вообще, отправляясь на выборы, он желал бы сохранять инкогнито до самого критического момента. На отцовском шлеме имелись крючки, чтобы навесить на него глухую бармицу, закрывающую все лицо. И этим можно было бы воспользоваться. Пока, однако, можно было и без бармицы обойтись.
– Выступаем!
Дело, на которое они выезжали, было несложным. И потому с собой конунг взял только два десятка воев из сотни Большаки, которых уже видел в бою и на которых, как он считал, мог полностью положиться, и два десятка воинов дружины, собранной старостой Хрольфом, на которых хотел бы посмотреть. Причем Ансгар попросил большеносого Хрольфа прислать ему его же ровесников, молодежь, рвущуюся в бой, но руководимую опытными десятниками, которые смогут одернуть, когда следует, слишком уж горячих и нетерпеливых. И обязательно потребовал вооружить воинов местной дружины луками, как были вооружены ими воины Большаки. Это уже самому Ансгару напоминало навязчивую идею. Память об успехах стрельцов Велемира никак не давала юноше покоя, и он мечтал заиметь в своей дружине хотя бы десяток таких же, живо представляя возможность их использования в любой войне. Но, за неимением стрельцов, пришлось удовлетвориться простыми лучниками. С близкой дистанции простой скандинавский лук тоже в состоянии пробить любую кольчугу. В этом и Кьотви убедился, и вся Норвегия…
Выступили скоро, и конным ехал только один конунг, за стремя которого придерживался тяжелой рукой дварф Хаствит. К месту засады всех вел тот самый разведчик с недоросшей бородкой, что докладывал Ансгару и Большаке результаты своего поиска. На половине дороги разделились на две группы. Руян Ансгар отослал в обход Сухого оврага, чтобы вышли с противоположного края. Распылять силы конунг не боялся, потому что каждая из половин его отряда была равна по силам сидящим в засаде шведам. Руяне никому в бою, имея равный по численности состав или даже слегка меньший, уступить не пожелали бы, а норвежскую молодежь Ансгар вел сам, и если в своих воинах был не уверен, то был полностью уверен в себе и в своем мече. Он подаст пример, и молодежь этому примеру последует. А в том, что они не побегут и не бросят своего конунга, Ансгар не сомневался. У норвежцев не принято убегать от врага. Умереть лучше, чем убежать и стать предателем. Трус и предатель уж точно никогда не войдет в врата Вальгаллы, а что стоит земная жизнь в сравнении с вечностью, где смерти нет…
[10]
