– У вас короткие и широкие мечи… Я ни у одного народа не видел такие, – сказал Овсень, уходя в сторону от скользкого разговора о взаимоотношении людей и нелюдей.
– Это не простые мечи. В них вплавлен Гнев дварфов. Эти мечи не знают пощады и убивают одним ударом…
– Да, кузнецы вы известные, – согласился сотник. – И острыми чувствами вас боги не обидели. Я вот как шел, так и иду и ничего не ощущаю… И опасность увижу, только когда с ней встречусь лицом к лицу…
– А мы все ощущаем. Все чувствуем. Под землей иначе не проживешь.
– Что ты чувствуешь? – из-за плеча Овсеня серьезным тоном спросила Всеведа.
Так требовательно спросила, словно она тоже, несмотря на заколдованную сеть, что-то чувствовала и хотела разобраться в своих чувствах.
– Беспокойство, – ответил Херик. – Сначала была боль… Она в голову всем ударила… А сейчас ко всем беспокойство пришло.
– И вы не знаете…
– Мы причину не видим… Все, кто с нами спустился под землю, здесь, целые и невредимые. Тогда откуда боль пришла? Мы бы подумали, и даже каждый уже подумал, что случились неприятности или рядом с Домом Конунга, или в Красных скалах. Но до этих мест слишком далеко. Мы оттуда ничего чувствовать не можем. Но боль была. Сильная…
– Я тоже что-то почувствовал, – сказал Извеча. – Мне тоже больно было. Как будто камень на затылок упал. Даже звон пошел. Еще там, где скелет висел. Он так нехорошо смотрел.
– Кто? – не понял Овсень.
– Скелет… – ответил Извеча. – Пустые глазницы всегда нехорошо смотрят…
Домовушка, чтобы на него не наступили, шел рядом с сотником и держался за его штанину. Проход позволял ему идти так.
– Наши, кажется, все собрались, – сказал Херик. – Будем выходить. Но наверху труднее все понять. Под землей чувства острее.
– Под печкой еще острее, – заметил Извеча. – Там чувства согреваются и добреют.
– У каждого чувства острее там, где он лучше себя чувствует, – сделала вывод Всеведа. – Люди лучше чувствуют наверху, дварфы под землей, Извеча под печкой.
Это высказывание остановило разговор, словно поставило в нем точку, и долго шли молча. Потом проход резко сузился. Овсень помнил, что от входа они некоторое время ползли на четвереньках. Здесь пришлось то же самое повторить. Значит, уже подошли…
Но Херик не поспешил отодвинуть камень и открыть входной лаз. Да он, наверное, и не смог бы это сделать, иначе зачем оставляли сверху еще одного дварфа.
– Что-то не так? – спросил Овсень после общей остановки.
– Беда пришла. Нашего товарища наверху убили. Вот откуда боль, – сказал Херик. – Наверху люди. Кажется, стражники Гунналуга, и с ними еще воины. Мне так кажется, хотя я могу и ошибиться. Я иногда путаю людей, пока не увижу. Много воинов. Они ищут нору и хотят нас всех убить. И вас тоже.
И тут же, в подтверждение этого, сверху постучали по камню, закрывающему лаз. Стражники, должно быть, искали пустой изнутри камень, подозревая, что только такой может служить дверью, если ее время от времени открывают. Стражники не знали, видимо, всей физической силы, которой обладают дварфы.
– Сколько там человек? – спросил Овсень. – Можешь подсчитать?
– Сейчас посчитаем… – Херик обернулся, словно молча спрашивал других дварфов. – Да, правильно… Три десятка воев и три стражника. Мы не можем выйти. Выползать можно только по одному, и будем сразу к ним в лапы попадать. Один драться со всеми не сможет. А второй не успеет выбраться, как первого схватят.
– И моей сотне никак не сообщить… – посетовал Овсень.
– Почему? Сообщить можно. Придется туда копать… – сказал Херик и снова обернулся. – Да, придется копать. Воины все кругом обыскивают. У них лошади. Если мы пророем выход сбоку, нас сверху вороны увидят, и воины не дадут нам выйти.
– Так что? – спросил Велемир.
Херик обернулся.
– Трое уже копают вперед, к твоей, дядюшка Овсень, сотне. Но до Ломаного оврага не близко. Придется ждать. Еще двое копают в сторону, чтобы сверху, с кургана, разведку произвести, посмотреть на воинов и на стражников. Если вороны заметят, недолго спрятаться. Воины со стражниками копать не умеют, а выход можно запечь.
– Вот туда меня и веди, – сказал Велемир. – Хочу на воронов посмотреть. И на воинов со стражниками.
– Стрел хватит? – спросил сотник, понимая, что задумал Велемир.
– На половину хватит.
– Если ты отомстишь за нашего воина, – сказал Херик, словно читая мысли и десятника, и сотника, хотя мысли людей нелюди читать не умели, – все дварфы навсегда станут твоими друзьями. И все поведут тебя в башню. Отомсти…
– Тогда не будем терять время, друг, – сказал Велемир.
И начал протискиваться мимо других дварфов в главный коридор, где можно было хотя бы в рост выпрямиться и лук к бою приготовить. Чтобы ему выбраться из узкого пространства, Всеведе и Заряне вместе в Добряной тоже пришлось в коридор возвратиться.
Херик торопливо догнал Велемира, желая его сопровождать и видеть все, что произойдет, собственными глазами.
– Мне желательно такое место выбрать, чтобы их было хорошо видно, и пусть это будет далеко. Намного дальше полета обычной стрелы…
Десятник достал стальной прозор, чтобы на ощупь поставить его вместо костяного.
– Это и есть то, что сделал кузнец Далята? – сразу спросил один из невидимых в темноте дварфов, показывая, что в темноте все они видят прекрасно.
И несколько рук протянулись, чтобы потрогать прозор руками.
– Ой-ей… Что за сталь такая? У нас такую не делают.
– Стукни по ней ногтем. Послушать хочу…
Кто-то со стороны, не промахнувшись в темноте, щелкнул ногтем по прозору. Звук был тонкий и долгий.
– Интересная сталь. Но по голосу понять состав трудно.
– Откуда вы про прозор знаете? – спросил десятник.
– Хаствит рассказывал, – за всех объяснил Херик. – Он видел, как ты стреляешь. Мы знаем, куда тебя поставить… Идем, дварфы копают быстрее кротов. Там сейчас два дварфа. Они тоже хотят, чтобы ты отомстил. Только тебе придется недолго ползти. Заваривать землю в большом проходе долго, а сейчас времени нет. Поэтому проход сделали узкий, который не обвалится…
– Главное, чтобы в узком проходе крутых поворотов не было. Иначе лук застрянет. Он у меня видишь какой длинный…
– Все видели. Копатели знают…
Херик шел в темноте без сомнения, подсказал стрелецкому десятнику, где следует повернуть направо, потом подсказал, где из главного коридора пошла узкая нора, по которой передвигаться можно было только на четвереньках. Таким образом ползли долго. У Велемира уже локти и колени болеть начали. Наконец, впереди появился не солнечный, но дневной свет. На самом краю норы, перед выходом, была выкопана ниша, в которой засели со своим инструментом два дварфа. Наружу они не выходили, но здесь уже все подготовили даже для того, чтобы сделать большой обвал после отступления.
