Пары всадников конунг выбирал и инструктировал лично, строго и хмуро, чтобы прониклись серьезностью задачи. Смысл происходящего он никому полностью не объяснял. Сообщил только, что со стороны должны думать, будто в Доме Конунга пожар. А кто пожелает приблизиться – на копье без разговоров…
И только патрули выехали за стены, не успев еще распределиться по направлениям, как подошла колонна дварфов, возглавляемая, к удивлению воинов, двумя всадниками. Но всадники-дварфы, явление вообще-то немыслимое для норвежцев, к своим коням уже успели привыкнуть и в седле держались, как заправские кавалеристы.
– Я рад, что вы меня поддерживаете, – приветливо сказал Ансгар. – И я этой поддержки не забуду. В наших землях дварфов почти не осталось, и, если вам надоест в Швеции, я всегда буду готов предоставить вам земли, где вы сможете поселиться. Но вас сегодня меньше, чем вчера…
– Несколько человек прибудут к утру, – объяснил Херик, спрыгивая с коня. – Они заняты постройкой погребального склепа моему погибшему брату Толли. Еще мы послали гонца к норвежским дварфам, живущим в горах. Хаствит послал, поскольку там его дом и его родные. Они тоже должны прибыть к утру. Но их будет меньше сотни.
– В принципе вы тоже могли бы прибыть ближе к утру, – заметил Большака.
– Нет, – возразил Херик. – Нам за ночь следует перековать всех коней конунга.
– Перековать моих коней? – не понял Ансгар.
– Так распорядился дядюшка Овсень. Он передал нам через Хаствита подковы кузнеца Даляты. Хаствит рассказал, как такие подковы делать. Мы постарались, сил не пожалели, и сделали… Можно перековать сотню коней…
Ансгар стоял слегка растерянный, не понимая необходимости таких мер. И как раз во двор вышел сотник Овсень, слышавший последние фразы.
– Это не простые подковы, конунг, – сказал Овсень, посмеиваясь. – Помнишь, ты спрашивал про сверток, что я передал Хаствиту? Это как раз и были подковы. Помнишь жеребца воеводы Вихорко?
– А… Такие же подковы?..
Овсень кивнул.
– Точно такие. Встанет ярл Торольф со своим войском, ты по низине десяток всадников вскачь пустишь, ярлу покажется, что сотня скачет. Сотню конников пустишь, у Торольфа выбитый глаз от удивления раскроется. Он не поймет, откуда у тебя десять сотен конницы взялось…
– У меня, к сожалению, всего чуть больше сорока коней… – засмеялся Ансгар.
– И у меня больше шестидесяти. Да еще трофеи… Этих я твоим воинам передаю, поскольку мне трофейных в обратный путь поместить будет негде. Вот и конница в десять сотен… Только один раз проскачем по тылам, этого хватит, чтобы напугать на год вперед. Далята своими секретами делиться не любит, и у нас только он один такие делать умеет, иначе мы всех своих врагов вводили бы в заблуждение. У вас не умеет никто, даже дварфы. Но Далята разрешил Хаствиту научить их с условием, что это будет сделано только один раз, а потом они секрет забудут. Дварфы согласились.
– Подковывайте, хорошее дело, – согласился и Ансгар. – А с остальными пока обговорим расстановку войск вокруг места завтрашнего собрания… К утру все самостоятельно выходят на позицию, пропускают Торольфа с войсками, не показываясь ему на глаза, и начинают издали стягиваться к Ослофьорду. Кому где стоять, я уже продумал…
Глава шестая
Как старая Торбьерг осталась жива, Гунналуг так и не понял, но она выжила, хотя определил он это не сразу. Она должна была бы умереть от взгляда с той стороны, поскольку в сказании говорилось, что Хозяин будет жестоко карать всех любопытных, кто попытается проникнуть в его тайны, и ни с кем не будет делиться секретами своего могущества. И подглядывание за колдуном всегда наказуемо. Она, почувствовав удар, откинулась, взмахнув руками, как крыльями, перевернулась, и словно бы ветром ее сдуло с сосновой колоды, где старая ведьма сидела, и даже сама тяжелая сосновая колода опрокинулась. Наверное, из сдвоенных треугольников в самом деле вышел мощный порыв ветра, потому что стоящий вполоборота Гунналуг сам почувствовал его своим затылком, и волосы от этого ветра сзади закрыли лицо. Может быть, это был даже не ветер, а просто выброс какой-то неведомой мощной энергии, с которой людям не дано справиться. Ведьма упала неуклюже, как мешок. Нормальный человек, находящийся в естественной силе своего тела, и тот от такого падения должен был бы сильно разбиться. Пол в каморке Торбьерг был каменный. Старуха, несомая неведомой энергией, буквально пролетела мимо колдуна, словно бы ее кто-то бросил. Перевернулась и ударилась лицом и локтями, а потом и всем телом о шершавые камни, еще не стертые ничьими ногами, поскольку башня была построена всего-то около двадцати лет назад и в этой каморке, кроме старухи, никто не жил, никто камни подошвами не шлифовал, как бывает в старых домах. А она и по каморке-то старыми и уставшими за жизнь ногами ходила мало, предпочитая сидеть на колоде или лежать на звериной шкуре.
Гунналуг после ее падения встал и быстро оглянулся, словно за спиной его была опасность. Два отдельных криво расположенных треугольника, а не один сдвоенный, как вначале, как-то неуклюже висели в воздухе, и колдун хотел было неуверенным мановением руки затушить их, не подходя близко, но вовремя остановился. Он еще мог, конечно, треугольники создавать и сам. Но это все равно отнимало силы. А пользоваться чужими треугольниками ему никто не запрещал. И он, не упуская момента, задал первому треугольнику мысленный вопрос, повернул огненную геометрическую фигуру, не прикасаясь к ней, по часовой стрелке и сразу получил ответ, который колдуна слегка вдохновил. Вопрос касался участи Дома Синего Ворона в связи с приближением вражеских полков. Ответ пришел в виде трех больших драккаров с символикой Дома Синего Ворона на щитах. Драккары были уже совсем близко. Это существенная помощь… Теперь можно и поспорить с ярлом Сигтюрггом. Не зря, видимо, Гунналуг рассмотрел на его лице «треугольник смерти». Сложит прославленный полководец и флотоводец свою голову под стенами Дома Синего Ворона, и на этом война может закончиться…
Второй вопрос был адресован второму огненному магическому треугольнику. И тоже пришлось повернуть его по часовой стрелке, чтобы увидеть то, что произойдет в ближайшем будущем. И это касалось подземного хода, что копали дварфы для Торольфа Одноглазого. Вопрос важный, и во многом мог бы определить позицию самого колдуна в ближайшем будущем. То, что увидел Гунналуг, заставило его задуматься и через некоторое время изменить вопрос. Новая картина внесла ясность. Первое видение показало Ансгара в компании двух бородатых дварфов. Все трое что-то обсуждали и посмеивались. Раньше Гунналуг не слышал, чтобы юный конунг дружил с дварфами. А если такая дружба есть, то и затея Торольфа, скорее всего, обречена на провал, потому что дварфы, народ надежный и к предательству не склонный, не захотят выступать против своего друга. Вторая картина подтвердила опасения колдуна. Он увидел, как мечется по подземелью Красный Нильс, кормчий с драккара Торольфа, как размахивает своей бородой с косичками, как черной полосой выделяется на его лице обычно просто красный шрам, но за спиной Нильса виднеется выход из тоннеля, и выход этот ведет только в небо над фьордом Дома Конунга. А внизу скалы до самой воды. И Гунналуг, не напрягая память, вспомнил то, к чему особо и не присматривался раньше. Но память его обладала хорошим свойством: если он видел что-то даже мельком, даже не заостряя внимания, то это потом легко вспоминалось в деталях. И сейчас перед глазами предстал весь вид берега во фьорде Дома Конунга. Дом на высокой скале, понизу острые скалы идут до самой воды и даже из воды торчат. В том месте нет песочного берега и нет песочного дна. Значит, даже выпрыгнув из прохода, воины Торольфа до воды не долетят, а если и долетят, то разобьются о береговые камни. Даже если сумеют допрыгнуть до воды, все равно разобьются.
