– Сдох... – равнодушно сказал Лукошкин.
– Жив, – возразил Василий Юрьевич. – Зрачок нормальный, реакция на свет присутствует. Сейчас оклемается.
– Я про то и говорю, – сказал Лукошкин. – В том смысле сдох, что дыхалка кончилась. Встали мы с ним, похоже, надолго. Забуксовали с хваленым стражем всяких революций...
– Не зря я само слово «революция» не люблю, – сказал капитан Радимов. – Оно у меня сразу с разными ублюдками ассоциируется – Робеспьер, Дантон, Ленин, Троцкий и прочая нечисть. От нечисти хорошего ждать не приходится.
– Нашатырь... – посоветовал обычно немногословный Валеев.
– Нашатырь, – согласился Василий Юрьевич и протянул руку к одному из офицеров своей группы, который тут же передал подполковнику медицинскую сумку.
Ампула с нашатырным спиртом нашлась сразу, кусок ваты легко оторвался от упаковки. Обильно, даже слегка перестаравшись, Вельчанинов полил вату раствором и поднес ватку к широким ноздрям носа «стража революции». Турумтай не только открыл глаза – он вскочил так, словно лежал на раскаленной сковороде. Это вызвало общий смех. Но после такого резкого подъема у иранского подполковника, видимо, закружилась голова; он лихорадочным жестом поискал опору для руки, нашел руку подполковника Лукошкина, который и помог ему сесть на большой камень и приложиться спиной ко второму, еще больше.
– Что смеетесь... – недовольно проворчал Турумтай.
– Хемингуэй как-то сказал, что из всех животных только человек умеет смеяться, хотя у него для этого меньше всего поводов, – философски изрек Валеев и равнодушно отвернулся. Бахтияр Ахматович единственный из всей российской группы не смеялся. Он вообще, как все знали, даже улыбался редко, а откровенно смеяться, кажется, не умел совсем. Сам он объяснял это не отсутствием юмора, а привычкой снайпера всегда соблюдать спокойствие и невозмутимость. Снайпер не может качественно работать, если подвержен резким сменам настроения.
– Что со мной было? – спросил Турумтай.
– Солнечный удар хватил, – сказал Вельчанинов.
Солнце еще не добралось до той стороны ручья, где шла группа.
– Или кто-то камень сверху на голову сбросил, – мрачно предположил Кирпичников. – То ли с хребта, то ли с «беспилотника».
Полковник наклонился, чтобы поднять войлочную шляпу иранского подполковника. Но тот, несколько секунд назад не сумевший устоять на ногах и терявший равновесие, вдруг прыгнул вперед и выхватил ее из рук Владимира Алексеевича. И сразу же снова начал искать равновесие. Командир вынужден был протянуть руку, чтобы поддержать Турумтая.
– Я не женщина, чтобы мне так угождали, – отчего-то зло сказал иранец; тем не менее локоть не вырвал. Понимал, должно быть, что иначе рисковал упасть снова.
– У меня нет привычки кому-то угождать, – сказал Владимир Алексеевич. – Я тебя просто поддержал.
– Я про шляпу... – ответил Турумтай, напяливая на себя головной убор.
– Восточные нравы... – заметил мудрый Лукошкин и ухмыльнулся настолько криво, что другие не могли этого не заметить. – Если здесь собрались все «не женщины», может, тогда дальше двинем? А то нас первая группа, в которой есть женщина, не способная уставать на таком марше, заждется.
Намек на то, что майор Ставрова способна поспорить с ним в выносливости, задел Турумтая за живое, и иранец снова поднялся на ноги. Теперь он уже встал почти прочно, хотя трудно было сказать, как он сможет идти. Скорее всего, поддерживать прежний темп был бы уже не в силах.
– Отдохни, – принял решение Кирпичников. – Время движется к обеду, пора и перекусить, поскольку мы не завтракали. Ты, Турумтай, лучше не вставай. Тебе нужно восстановиться, иначе на марше снова свалишься.
И всё. Констатация факта, и никакого сочувствия. Спецназовцы не желали играть в игру, обычно называемую тактичным поведением, и самолюбие иранского подполковника щадить не собирались. Но ему самому оставалось с этим только мириться.
Турумтай только зубами скрипнул.
– Обед! – дал команду Кирпичников. – Анатолий Станиславович, на тебе охрана. Присматривай за обеими сторонами.
– Понял, командир... – И Денисенко вытащил свой бинокль из футляра.
* * *
После обеда марш продолжился снова в высоком темпе, хотя сначала всем после относительно длительного отдыха трудно было резко в него вступить. Так всегда бывает. Короткий отдых позволяет не расслабиться, а только слегка отдохнуть и восстановить силы. Более продолжительный отдых расслабляет и в какой-то степени даже утомляет; после него не сразу удается включиться в нужный ритм. Но российские офицеры были к такому привычны. Первоначально и Турумтай пошел наравне со всеми, но уже вскоре, когда темп вырос до прежнего, иранский подполковник начал проявлять прежние признаки усталости. Тем не менее, когда Вельчанинов пожелал пойти направляющим вместо Турумтая, Кирпичников сделал малозаметный предупреждающий знак, и Вельчанинов остановился, оказавшись рядом с Кирпичниковым и Лукошкиным. Они составили замыкающую группу, и от иранца находились в отдалении.
– И как нам его шляпу проверить? – спросил Лукошкин так, словно продолжал давно начатый разговор.
Эпизод с войлочной шляпой подполковника, которую Кирпичников хотел поднять, не остался не замеченным никем. Слишком резкой и не подходящей моменту оказалась реакция Турумтая, чтобы разведчики оставили его без внимания.
– Что там может быть? Радиомаяк? – вслух подумал Вельчанинов. – Но, во-первых, зачем ему радиомаяк, во-вторых, почему он это от нас скрывает? Неужели нельзя было просто сказать, что иранская сторона отслеживает передвижение группы?
– Иранская сторона с удовольствием бы сделала это, но пока не в состоянии, – заметил полковник Кирпичников. – Чтобы контролировать наше передвижение по дну глубокого ущелья, нужен спутник, и не один. А их у иранцев нет. Если они и пользуются системой GPS, то исключительно в автомобильном режиме. А этот режим не позволяет вести контроль над группой, идущей ущельями.
– Обыкновенный авиационный радиомаяк дает вертикальный сигнал, – возразил Вельяминов. – У иранцев по всей границе с этой стороны стоят радиолокационные станции – ждут провокаций с американской стороны, хотя американцы, помнится, давали союзникам обещание не втравливать их в разборки с Ираном. Думаю, иранские РЛС способны поймать и неотраженный сигнал. Хотя я не вижу необходимости в таком контроле над нашей деятельностью.
– Мне только на прошлом привале звонил Апраксин. Предупредил, что иранцы что-то готовят – хотя пока не известно, что именно. Но это «что-то», вполне вероятно, направлено против нас. Короче, генерал просил нас быть готовыми к любому повороту дела.
– Да, – посетовал Василий Юрьевич, – но ведь не спросишь же у Турумтая, что у него в шляпе.
– Спросить можно, – вздохнул Владимир Алексеевич. – Но это грозит обострением ситуации. А нам пока никакие обострения не нужны. Вся остальная часть операции зависит от действий иранской стороны по обеспечению условий. Сами мы пока беспомощны.
