– Чтобы узнать, надо знать, – возразил я. – Не знаю, товарищ генерал, относительно вас, но я с ним раньше ни разу не встречался.
– Знает… – Генерал положил на стол четыре фотографии, две своих и две моих – лица крупным планом и в полный рост. – По фотографиям могу высказать предположение, что это два первых «заказа», по которым должны были работать киллеры.
Я посмотрел на свою фотографию, потом потрогал пальцами надоевший парик, даже за чужие волосы подергал, проверяя надежность клея. Должно быть, парик не сильно меня изменил…
Глава вторая
1
– Могу отдать должное уровню работы Гайдарова, – заметил я. – Меня трудно сфотографировать так, чтобы я не видел фотографа. Раньше я думал, что это вообще нереально. Теперь вижу, что заблуждался… Снимок, насколько я понимаю, был сделан в госпитале. Оба фото оттуда. Похоже, последние дни перед комиссией. Совсем, то есть, свежие снимки.
– У меня рука еще не перевязана, – сказал генерал. – С перевязью они меня снять еще не успели. Хотя, может быть, и сняли, только и я этого не видел, и Абдуллаеву передать не успели. Но если передали снимки, можно сделать вывод, что Джалал работал с Магомедом плотно. Возможно, даже встречался.
– Снимки можно было переслать через Интернет, никаких проблем, – сказал старший лейтенант Сережа. – Магомед, у Николишиной компьютер есть?
– Стоит, – кивнул капитан Магомедов. – Был включен; и стул еще так выдвинут, словно она мне навстречу из-за него встала. Она наверняка на нем работать умеет. А насчет Джалала – не могу знать. Просто не спрашивал. Хотя кто сейчас не умеет с компьютером обращаться? Я знаю старика, который когда-то с трудом два с половиной класса закончил; сейчас ему за семьдесят, ночи напролет «порнуху» смотрит.
– Как сам Абдуллаев объясняет наличие фотографий? – спросил я.
– А он и не объясняет, – поморщился генерал и поправил под одеждой повязку на плече – должно быть, рана чесалась. – Он вообще только усмехается и спрашивает, что будет дальше. Весьма надменно спрашивает. При этом, как я понял, его интересует только один вопрос: будем мы передавать его ментам или предпочтем работать сами. То есть, если быть более конкретным, может ли он на что-то надеяться или должен считать себя приговоренным. От помощи нам отказался молча, но категорично. Отвернулся с презрением во взгляде. Не будет он с нами сотрудничать. Даже под угрозой ствола не будет. Единственное, что удалось из него вытянуть, – это отзыв о личности Джалала Исрафилова. Хорошо о нем отозвался. О каких-то договоренностях с Джалалом говорить не стал. Манера поведения такая: не доставайте меня своими вопросами, говорить не буду. Правда, просьбу высказал.
– Какую? – спросил Сережа.
– Попросил дать ему возможность поговорить один на один с Валаром, когда у него перестанет болеть нога. Я на это твердо пообещал, что такую встречу ему не обеспечу, потому что надеюсь выудить из него еще какие-нибудь сведения, а после беседы с Валаром он говорить долго не сможет, если вообще когда-нибудь сможет. Магомед не поверил. Он, как все кавказцы, слишком в себе уверен.
– Значит, следует его обломать, – сделал я вывод. – Тогда сговорчивее станет. Может, и на вопросы станет отвечать. Думаю, мне следует навестить его через полчасика. К тому времени он, возможно, будет уже нормально стоять на ногах.
– А как твоя голова? – спросил генерал. – Вдруг он бодаться будет?
– Не он первый. Пусть попытается, – сказал я с угрозой.
– Ну, что же. Пожалуй, я не буду против, – решился генерал. – Он тебя всерьез не воспринимает из-за разницы в «калибре». Ты килограммов, наверное, на тридцать легче.
– Где-то так, – согласился я. – Но я не буду вступать в борьбу. На борцовском ковре он, наверное, имел бы преимущество. В рукопашной схватке – едва ли. Да и на голову он слабоват, если его девка-волейболистка свалила.
– Решим, – сказал генерал. – Наверное, у нас и пути другого нет. Необходимо выдавить из него сведения.
– Выдавим, – пообещал я уверенно. – У меня есть мысли относительно этого. Думаю, я сумею с ним договориться. Магомед услышит мои доводы…
* * *
До разбирательства с Абдуллаевым мы обсудили настоящее положение вещей и вероятные пути дальнейших действий. Нужно отдать должное генералу, главное, на что он делал упор, – это обеспечение безопасности. Излишний риск Лукьянов старался исключить, и потому обсуждение начали именно с момента возможных провалов. Просчитать их полностью, конечно же, невозможно, но предвидеть очевидное – можно. И мы старались все предусмотреть.
Изоляция Абдуллаева давала нам возможность действовать, мы со старшим лейтенантом Сережей готовы были начать действия немедленно. Рискованно? Ну так что ж, там, где был риск, я чувствовал себя вполне свободно – хотя бы благодаря общепринятой системе воспитания в спецназе ГРУ. Я не знаю, как готовят солдат и офицеров в спецназе внутренних войск, но у нас готовность к неожиданностям воспитывается даже на простом бытовом уровне. И с самых первых дней. Причем не делается разницы между солдатом и офицером. Казарма роты – это вражеская территория. Привыкнув даже в собственной казарме вести себя так, как положено вести себя на территории врага, в боевой обстановке уже не допустишь ошибки. Самое простое, на что солдаты перестают попадаться уже через месяц службы, – это выставление «растяжек» в любом месте казармы. Конечно, это не настоящая «растяжка», то есть соединена не с боевой гранатой. Она может быть вообще ни с чем не соединена, а может – с самым малоэффективным взрывным устройством, типа ослабленного взрывпакета. Погибший на пороге моего дома в момент, когда погибнуть должен был я, старший прапорщик Андрюша Бубновский обеспечивал такими взрывпакетами не только нашу роту, но и весь батальон. Хлопок бывает чуть сильнее, чем от взрыва простого капсюля, и нет пламени, чтобы не вызвать в казарме пожар. Но если кто-то из солдат попадется на такую «растяжку», заглянув ночью в туалет, он не только сам получит стресс, но еще выслушает множество не совсем приятных слов от своих сослуживцев, которых своей неосторожностью разбудил. А спят солдаты в спецназе по четыре часа – это тот минимум, что разрешен уставом. Так и вырабатывается осторожность и привычка везде видеть опасность. Точно так же наказывается и любопытство. Любой предмет, что может привлечь внимание, если возьмешь его в руки, может условно взорваться. Действие то же самое. Первые полгода службы становятся для солдат сплошным стрессом, но потом состояние постоянной боеготовности переходит в кровь и на всю жизнь становится естественным состоянием.
* * *
Следующим нашим естественным шагом стал звонок Николишиной. Звонил я, поскольку сам вызвался по старшинству. К этому моменту мы уже знали, что задержанного киллера звали Александр Селиванов, а его убежавшего напарника, как удалось выяснить по sim-карте и по присутствию в списке пассажиров поезда, – Владимир Крутояров. Их sim-карты благополучно перекочевали в наши трубки. Распределение имен и ролей произошло по телефонному принципу: мой айфон имел возможность обслуживать только одну sim-карту, и потому я поставил в него карту Селиванова. Трубка старшего лейтенанта имела свои две «симки», и Сережа сменил их на новые, приобретя вместе с этими атрибутами связи и фамилию владельца.
