Он сообщил мне то, что я уже знал – то есть, что видеосюжет выставлен в Интернете, – и высказался по поводу откликов пользователей, которые поголовно одобряют мое поведение и даже приветствуют. Не знал я другого. Утром, согласно планам генерала Лукьянова, будет выставлено предположение некоего неизвестного посетителя сайта, который, кажется, знает, кто это сделал. Он выскажет обо мне несколько нелестных слов с тем, чтобы его предательство выглядело местью мне за какие-то невыясненные отношения. Или же, наоборот, выясненные, но результат явно пришелся ему не по душе. Короче говоря, он меня сдаст. А мы потом не без любопытства посмотрим, что скажут пользователи при дальнейшем обсуждении темы.
На этом мы с генералом и распрощались. Встречаться лично пока не планировали, считая, что сможем проговорить детали дальнейших действий и последующего сотрудничества после моего выхода из СИЗО. Но сам момент освобождения мы успели просчитать в мелочах. Я сам в подобной ситуации, окажись на месте оперов и следаков, что охотятся за моей головой, момента упустить не пожелал бы. Следствие наверняка основным, если не единственным, мотивом рассматривало месть со стороны родственников тех, кто был убит мной на Северном Кавказе. Эта версия просто сама просилась в головы следователей. А о том, что существует какой-то список людей, или о том, чтобы ликвидировать откровенную террористическую угрозу в каком-то из российских городов, и речи не возникало. Не возникло в первую очередь потому, что список этот составлен не бандитами и террористами, а теми, кто должен, по идее, с ними бороться. Дело в том, что большинство современных борцов с преступностью на Северном Кавказе сами вышли из бандитов, потерпев поражение в противостоянии с российскими силовиками. И теперь мстят именно за это. Пытаются, по крайней мере, мстить. Кроме того, в рядах бандитов до сих пор находятся их друзья и родственники. А клановость и родственные связи на Кавказе ценятся выше присяги.
Все это стало возможным после подмены естественного жесткого и безжалостного подавления терроризма и бандитизма либеральными методами. Начали жестко, по-государственному. Так бы и продолжать, но в силу ряда причин мы имеем сейчас то, что имеем. И это принуждает нас, представителей силовых структур, принимать свои меры. И действовать так же негласно, как действуют наши противники. А мы готовы так действовать, и мы умеем так действовать, и мы будем так действовать...
* * *
Утром мама смотрела на меня напряженно. Я показал ей предназначенную для связи с генералом Лукьяновым трубку и положил ее на полку в кухонный шкаф. Если меня будут задерживать, обыск гарантирован. Мамину трубку взять не должны. Это вообще не мой дом, а ее. Отдавать ей трубку с собой в школу тоже пока было нельзя, потому что генерал мог позвонить и мне. Но я, честно говоря, не завтра готовился к аресту. Генерал обещал мне еще день, а он лучше меня знал, как разворачиваются события в ментовке.
По моим расчетам тоже получалось, что раньше ночи следаки ничего не успеют. Им нужно собрать группу захвата и отправить ее к нам в гарнизонный городок. Это семь часов на автомобиле, поскольку поездом они могут выехать только в ночь, а вертолет группе захвата ради меня никто не выделит. Семь часов вместе с затягивающимся выездом из города, а быстрым он не бывает. Потом неминуемая задержка на месте. На территорию бригады группу захвата никто, разумеется, не пустит. Бригада спецназа ГРУ вовсе не стройбат, и следаки должны это понимать. К нам даже группу захвата ФСБ не пустят без особого приказа с Хорошевки. Пока будут разбираться, что нужно чужакам, кого они разыскивают и по какому поводу, тоже время пройдет. А без этого им никакой информации никто не даст. Потом Москву запросят. Если там разрешат сразу, тогда информацию дадут. Пока группа вернется, пока свяжутся с госпиталем – будет уже глубокая ночь. А в госпитале что-то узнать обо мне получится только в рабочее время. По крайней мере, адрес мамы и мой номер телефона можно взять только у лечащего врача. Опять же в рабочее время, если только, случаем, он не дежурит в отделении. Но, я думаю, генерал Лукьянов должен этот вариант предусмотреть и позаботиться, чтобы его не только на дежурстве, но и дома не оказалось. На рыбалку, предположим, уехал. Значит, все благополучно откладывается до завтра.
Мама ушла, на всякий случай попрощавшись со мной. У меня был еще час до поездки в госпиталь, и я включил компьютер. Но обещанного сообщения о том, какой я нехороший человек, на сайте еще не было. Никто почему-то не стремился «сдать» меня как можно быстрее. Но это к лучшему. Вернусь из госпиталя – успею доделать столбик под полом веранды.
С этими намерениями я переоделся в форму; на всякий случай, чтобы не оставлять его дома, взял с собой пистолет в кобуре и вышел во двор. Но, когда я открывал ворота, чтобы выгнать машину, к дому подъехала другая машина, не ментовская. Но из нее вышел Толик Сазонов и два не знакомых мне человека. Один в штатском, второй в прокурорском мундире или в мундире Следственного комитета – я не вижу разницы даже по знакам различия в петлицах. Толик поздоровался со мной слегка смущенно и представил мне незнакомцев. Человек в штатском оказался дознавателем райотдела полиции капитаном Лактионовым, а человек в синем мундире и с майорскими погонами – следователем Следственного комитета Московской области Лакренцом.
– У меня в роте служил пару лет назад прапорщик Лакренец, – сказал я. – Не имеете родственников в спецназе ГРУ?
– Может быть, – вальяжно и лениво ответил майор. – Хотя не исключено, что и однофамилец.
– Товарищи поговорить с тобой хотят, – сообщил участковый.
– Пораньше приехать не могли? – проворчал я. – Мне в госпиталь нужно. Через день туда наведываться обязательно должен. Иначе меня на больничную койку полностью упекут. А у меня дома дел полно, – кивнул я на недоделанный столбик под углом веранды. Пока столбик был разобран, сама веранда стояла на обыкновенном автомобильном домкрате. Правда, его пришлось позаимствовать у соседа, имеющего грузовик, – домкрат от моего «Тигуана» выдержать веранду едва ли смог бы.
– Время выбираем не мы, время выбирает нас. Такая у нас профессия, – патетически сказал мент в гражданском. – Но долго мы вас не задержим. Ваш участковый вчера, – последовал кивок в сторону старшего лейтенанта, – даже протокол не составил. Придется составлять.
– По какому поводу протокол? – поинтересовался я с невинностью цыпленка. – Я что-то нарушил? Вроде бы к хулиганству склонности не имею...
– Протокол допроса. Вы же в курсе, что рядом с вашей деревней произошло.
– В курсе, – сказал я мрачно, даже недовольно, но это было намеренно. – Колхоз давно благополучно накрылся, все, что могли, растащили, что не смогли, еще растаскивают. Поля сорняками заросли и сажать на них никто ничего не собирается. Вы об этом, я полагаю?
– Об этом в следующий раз, – улыбнулся, как пригрозил, майор Лакренец.
– Здесь писать будете или в дом пройдем?
– Здесь оводы надоедают, лучше в дом.
Оводы, в самом деле, надоедали. Я недавно даже собирался перестрелять их, но потом понял, что патронов у меня не хватит. Это, понятно, шутка...
