– Понял, воевода. Свершим. На такое дело, как гульба по тылам, это уж лучше Оскола не найти. Ты прав.
– Тогда – не жалей коня!
Гонец поклонился, вышел и осторожно, как это делают в комнатах больных, притворил за собой дверь. Но потом, уже за дверью, привычно затопал ногами по коридору.
Дражко попытался дойти до лавки сам, но после двух шагов коротко посмотрел на Сфирку. Тот понял, что князь в гордости своей может попросить о помощи только глазами, и подскочил сразу, словно ждал команды. Подставил плечо.
Сесть оказалось гораздо труднее, нежели встать. Опять помог Сфирка.
– Давай отраву! – потребовал Дражко.
Сфирка понял, о чем речь, и передал бутыль.
– Смотри, княже, понравится, медведей на тебя не напасешься…
– Вещай, что в городе делается?
– Только перед приходом сюда я своих собирал. По всем боярским домам следят. Там не все понятно. Бояре в расколе. Сначала они, похоже, почти все готовы были под Готфрида бежать сломя голову. Почти в каждом дворе большая или малая дружина собралась. А как только узнали, что Годослав сейчас у Карла, сразу двинулись на попятную. Да другого и ждать не след… К Готфриду ты ездил. А к Карлу сам князь. И потому они на площадь не вышли. Потому и Гуннар так задержался, хотел их собрать, да не получилось. Только трое его поддержали, которые с ним вместе пошли. По моим счетам, прямо сейчас бояре могут выставить тысячи четыре человек. Столько же, думаю, сидят по загородным усадьбам.
– Пару человек мне надо, – сказал Дражко тяжело. – Парочку бояр, кто послабее других будет. На кого надавить можно…
– Как надавить?
– Когда камень раскалывают, в щель стальной клин вбивают. Между боярами такой клин вбить след. Тогда трещина больше станет.
– Проклу можно взять, и старшего Лавра, отца Полкана. У Лавра душа за сына болит, а сам он ни рыба, ни мясо. Ну, а Прокла всегда в дело последним вступает. Осторожный и трусливый. Дружину он большую собрал, а за ворота ни одного не выпустил. Боится прогадать.
Дражко постучал себя по колену. Сфирка наблюдал внимательно. Воевода в задумчивости даже не морщится при движении. Значит, встанет быстро. Крови, конечно, много потерял. И потому пить надо и травяной настой, и медвежью желчь. И разведчик протянул воеводе кружку.
– Что? – спросил князь.
– Выпей.
Очередная порция отвара была принята так же, как первая. Но Дражко, как истый воин, терпел и это. Но, пока пил, он уже решил, как поступить.
– Выбери кого понеприметней, пусть коня погоняет под стенами, а потом проскачет к твоим боярам. Дескать, гонец от Годослава с приказом. Лавру и Прокле, как самым преданным, срочно собрать как можно больше людей и отправить оружными на северную границу в помощь Полкану. И еще «гонец» пусть «проговорится», что на турнире Годослав сидит по левую руку от Карла рядом с Видукиндом и Аббио.
– Видукинд и Аббио рядом с Карлом? Они же враги непримиримые…
– И пусть враждуют. Когда это еще до бояр дойдет… Когда дойдет, дружины их давно уже драться с данами будут. Пусть сейчас думают, что у Карла мир со всеми, кроме Готфрида. Потому Карл и отказался принять Сигурда. Да, это обязательно. Карл отказался принять Сигурда.
– Да как же он его не примет… Герцог все ж никак…
– А просто, взял и не принял. Чтобы показать Дании – Годослава он в обиду не даст.
– Это все?
– Еще что-то добавить надо. Дескать, второй гонец ко мне отправлен с приказом срочно готовить для войска Карла две тысячи стрельцов. На случай, если Карл решит с Готфридом воевать. И пусть пожалуется, что Карл глупость городит. Где ж две тысячи-то взять… На них стрел, мол, не напасешься за три года…
Сфирка засмеялся.
– А что… Когда чуть-чуть соврешь – никто тебе не верит. А если уж врешь по большому счету – никто и сомневаться в правде не будет. Годится, княже…
– Добро. Еще отправь гонца к Годославу, пусть передаст все мои действия. Отправляйся. Я пока отдохну. Как человека к боярам отправишь, расставь людей смотреть, что Прокла и Лавр выкинут. И что другие делать будут. А потом приходи ко мне. Гонцы будут, пусть сюда с докладами бегут. Пусть не стесняются будить…
Глава 10
Аббио стукнул кулаком по грубому столу, установленному в палатке. Стол у него выполнял помимо своего основного предназначения еще и функцию маленького сигнального колокольчика, такого привычного в домашнем обиходе всех знатных людей, но не нашедшегося в походной обстановке из-за спешности сборов.
И сразу же с улицы за полог зашел слуга, словно давно ждал сигнала эделинга.
– Быстро найди какую-нибудь одежду для моего спасителя. И фрамею ему принеси, чтобы от сакса его никто не отличил. Бегом!
Несмотря на грозный окрик, слуга задержался, чтобы окинуть взглядом стройную фигуру Люта, так не похожего на сильных и широкоплечих, заросших волосами лесных саксов, составляющих основное окружение эделинга.
Далимил молча ждал, отступив от раненых на два шага.
– Мой эделинг, – сказал второй раненый сакс, до этого молчащий. – Мы достойны смерти, но мы не предали своего господина. Беда в том, что мы привыкли сами делать засады, но франки на нас обычно их не делают. Потому мы и оказались беззащитными. Как нам было знать, что эти воины…
– Я вам доверил свою жизнь, – без жалости перебил говорившего Аббио. – Вы должны были каждый взгляд со стороны ловить. Собой жертвовать, но не дать врагу подойти ко мне близко. А вас самих зарезали, как овец, и меня чуть не повесили. Меня – эделинга! – хотели повесить, как какого-то бродягу без имени, без племени… Вы опозорили весь свой род. И вместо признания вины пытаетесь оправдываться. Где Стенинг?
– За ним послали.
Аббио заходил по палатке от стены до стены, возбужденный, нахмуренный, и что-то, видимо, обдумывал. Тем временем слуга принес одежду для Люта.
– Зачем это? – не понял юноша. – Мне кажется, я и так выгляжу вполне прилично.
– Надо, – сказал, вторя эделингу, и Далимил. – От тебя за двойной перегон лошади Рарогом пахнет. Любой встречный узнает бодрича.
– А ты? Сам же не переоделся! – упрямился Лют.
Далимил развел руки, будто показывая себя.
– У меня кольчуга баварская, плоская, шлем лангобардский. Борода черная, как у бродячего цыгана, и цыганский бич в руках. Пойми-ка, кто я, если я и сам того не знаю…
Лют неохотно влез в странную смесь грубой ткани со шкурами, не имеющую ни одной застежки, и чувствовал себя в таком виде пугалом для птиц. Далимил невольно засмеялся. Даже эделинг, остановившись и посмотрев на спасителя, улыбнулся. Одежда явно предназначалась для человека, ростом выше на голову и в два раза более широкого в плечах.
