– Почему так думаешь? – напрягся Рык.
– Понимаешь, после смерти человека, как правило, его родственники еще долго, а иногда и до конца жизни, живут в состоянии стресса, – сопоставляя все факты, стал рассуждать Матвей. – А если речь идет о детях, то это просто вечная боль…
– Хочешь сказать, они сами, – Рык не договорил.
– Нет, ты что? – Матвей замотал головой. – Таким способом уходить из жизни – безумие. Да и вообще, – Матвей пожал плечами, – им было ради кого жить. Сам говоришь, внук остался. Просто мысли с утра до вечера заняты одним и тем же. Человек становится рассеянным, забывчивым. Вот что-то и оставили включенным…
– Ты сможешь это проверить? – Рык испытующе уставился ему в глаза.
– А куда же я денусь? – развел руками Матвей. – Только хотелось бы с братом Ткача самому пообщаться.
– Я передам, – Рык встал. – Они сейчас в области. Решают вопрос усыновления.
– В смысле? – не сразу понял, о чем речь, Матвей.
– Племянника, – уточнил Рык. – Сына Ткача хотят забрать.
– Но так это дело не одного дня, – удивился Матвей.
– Они пока собираются найти, где он. Ведь никто ничего не знает…
* * *
За полчаса езды по запруженным машинами улицам Колган изрядно понервничал. Он не любил быть в качестве пассажира. А если за рулем была женщина, это тяготило его вдвойне. Нет, Васильева водила машину неплохо, однако Колган не любил от кого-то зависеть. Ему как никому известно, как хрупка человеческая жизнь и как тонка грань между ней и смертью.
Колгана охватывало беспокойство, когда она перестраивалась из ряда в ряд, обгоняла попутные машины, выезжала на полосу, рядом с которой была полоса встречного движения. Он напрягал ноги, когда Васильева на мгновенье позже, чем ему казалось, начинала тормозить перед препятствием. Колган стал ловить себя на мысли, что с каждым разом эти чувства острее. Он не мог понять, что это: признак трусости или развившаяся осторожность?
Наконец Ирина Станиславовна свернула на стоянку и медленно покатила между рядами машин, ища свободное место.
– Вот «бэха» выезжает! – воскликнул Колган, подавшись в направлении выезжавшего «БМВ».
Копившийся доро́гой страх вдруг вырвался наружу странным облегченьем.
– Господи! – вздрогнула Васильева. – Ты зачем пугаешь?
– Это у тебя нервы, – констатировал он и откинулся на спинку кожаного сиденья.
Ирина Станиславовна въехала на освободившееся место, заглушила двигатель и посмотрела на Колгана:
– Когда пойдешь?
– А она точно уже здесь? – он наклонился и посмотрел на переливающуюся зелеными огнями вывеску.
– Точнее некуда. – Васильева отстегнула ремень и показала назад: – Видишь, красного цвета «Мазда»?
– Это ее? – Колган развернулся на сиденье. – Неплохо живет главный специалист-эксперт Департамента защиты прав детей!
– Кто на что учился, – Васильева толкнула дверцу.
– Сдается мне, что мой вклад в ее благополучие самый большой, – проговорил Колган, задумчиво глядя перед собой.
– Ты так и не ответил на мой вопрос, – напомнила она. – Через какое время тебя ждать?
– Звякни мне на трубу, – попросил Колган. – Я и выйду.
– Что сказать? – продолжала она забрасывать его глупыми вопросами.
«Неужели нельзя самой придумать? – разозлился он, глядя перед собой. – И почему, оказавшись рядом со мной, она перестает думать сама? Хочет показать, будто мое мнение для нее важно? Как бы не так!»
– Что угодно, я пойму, – подавив в себе желание съязвить, отмахнулся Колган. – Кстати, надо было мне заранее выйти.
– Окна выходят на другую сторону, – успокоила она его и вышла.
Васильева шагнула через порог зала и встала. В образе брутального мужчины рядом тут же возник метрдотель.
– Добрый вечер!
– Здравствуйте, – глядя ему в глаза, кивнула она. – Меня здесь должны ждать…
Трухаева Лариса Георгиевна сидела за столиком у стены. Статная дама с цепким нервным взглядом и нездоровым румянцем на щеках тоже увидела Ирину Станиславовну и улыбнулась.
– Давно ждете? – опускаясь на услужливо выдвинутый официантом стул, спросила Васильева.
– Сама только подъехала, – грудным голосом ответила Труха. – Эти пробки – что-то невообразимое. Я на работу приезжаю такая уставшая, словно ночь у станка отстояла.
«Как будто ты знаешь, что такое станок, – разглядывая появившееся на пальчике Трухи новое колечко, думала Васильева. – В школе ни дня не проработала! Да что там в школе? Весь твой опыт работы с детьми-то – один сезон в должности пионервожатой».
Труха не скрывала, что не питает к детям симпатии и никогда не хотела их иметь. Поэтому был парадоксальным тот факт, что у нее имелась дочь. Оксану Васильева знала. Она была полной противоположностью волевой и решительной мамаше, которая для достижения своей цели была готова идти по головам. Правда, до определенного времени. На фоне набиравшей обороты борьбы с коррупцией и участившихся «посадок» разного рода чиновников ее пыл неожиданно стал спадать. Впрочем, это стало заметно во всех сферах. Вся страна, население которой поголовно привыкло воровать, вдруг стала медленно впадать в странную апатию.
Васильева познакомилась с Трухой в конце девяностых. Тогда еще инспектор областного отдела образования, она приехала к ней в детский дом с проверкой. Причем визит высокой гостьи был связан с чрезвычайным происшествием – был вскрыт факт серьезного преступления. Это с точки зрения закона. А с точки зрения директора Васильевой, ничего особенного. Разве принуждала она девочек оказывать секс-услуги нуворишам? Ни в коем разе. А вот то, что часть денег они по праву передавали ей, так как иначе? Она ведь не на себя их тратила, а на этих же девочек. Ну конечно, не все, но ведь и зарплаты-то ведь какие были. Разве проживешь? Вот и приходилось крутиться. Где на подрядчиках сэкономишь, где на продуктах… А по-другому разве стала бы она там работать? Вон, Галка, подруга институтская. Как Советский Союз по швам начал расползаться, она из воспитателей ушла в бизнес. Сначала с сумками моталась по заграницам, потом небольшой лоток открыла. А теперь? Пять бутиков и свое ателье. Вон она как жизнь обернулась. А вот Ирина Станиславовна работу не бросила. Из кожи лезла, чтобы у детей как дома все было. За это и поплатилась. Правда, Труха ее тогда от тюрьмы отмазала. Но во сколько это обошлось?!
– Что? – встрепенулась Васильева, ощутив прикосновение к обратной стороне ладони холодных кончиков пальцев Трухи и поймав себя на мысли, что держит перед собой меню. – Ах да!
Труха удивленно улыбнулась:
– Ты меня настораживаешь.
– Минуту! – спохватилась Васильева, размышляя, как выйти из создавшегося положения, и лихорадочно ища в перечне блюд подсказку. – Вот! Сижу и думаю, телятина по-грузински, это как?
