Долгоруков пристально посмотрел на него:
– А что тебе так весело?
– Да так… – неопределенно ответил Ленчик.
Всеволод Аркадьевич, как и остальные, конечно, знал, что происходит с Ленчиком. Они все прошли через подобное, поэтому ни насмешек, ни какой-либо иронии по данному поводу не возникало. А вот опасение, как бы это чувство, которым горел, точнее, пылал в настоящее время Ленчик, не помешало бы их общему делу и общей дружбе – имелось…
– Фигурант осторожничает, хочет поначалу попробовать поучаствовать в нашей игре малой суммой, поэтому поставит только пять тысяч, – продолжал Долгоруков, с некоторой тревогой посматривая на собеседника.
– Понимаю.
– Ты должен будешь поставить сто семьдесят пять. Вот они в этом саквояже, – Сева пододвинул ногой к Ленчику саквояж из телячьей кожи.
– Все будет в порядке, не переживай.
– Ступай переоденься под маза. Придешь ровно в двенадцать…
В половине одиннадцатого заявился Африканыч. Он немного осунулся и выглядел усталым.
– Сделал? – коротко спросил Сева.
– Да, – ответил Неофитов.
– Иди, отоспись, – скорее приказал, нежели посоветовал Всеволод Аркадьевич. – И часов до двух не объявляйся.
Африканыч кивнул и удалился в свою комнату. В особняке Севы у каждого из них была «своя» комната.
Феоктистов пришел без десяти двенадцать. Он поздоровался с Севой и Давыдовским, который был уже здесь со своими восемьюдесятью тысячами.
– Ну что? – спросил Илья Никифорович. – Где остальные?
Долгоруков молча перевел взгляд на напольные часы, показывая тем самым, что еще есть время.
Без пяти двенадцать пришел Огонь-Догановский.
– Вот, – сказал он, – мои двадцать тысяч.
И отдал деньги Севе. Вслед за этим в кожаном чемоданчике передал свои деньги Долгорукову Огонь-Догановский.
Феоктистов с отдачей своих пяти тысяч медлил…
Ленчик заявился ровно в двенадцать. На нем помимо атласной сорочки было два жилета и шикарный сюртук. Узкие обтягивающие черные брюки в тонкую белую полоску были заправлены в начищенные до блеска яловые сапоги. В руках у него был большой саквояж из телячьей кожи. Войдя в залу, он небрежно отпустил ручку саквояжа, и он шлепнулся на пол.
– Привет всей честной компании! – скопом со всеми сразу поздоровался он. – Ну, чо, когда моток начнем разматывать?
– А мне сказали, что тебя фараоны замели, – произнес Всеволод Долгоруков.
– И замели было! – «маз» весело посмотрел на Севу. – Да только я стремистому как запустил из своего шмеля сары, так и уладил все дело сразу. Так что авыло гутарить. Кому лавье ссыпать?
– Мне, – коротко ответил Сева. – Верну через пять дней с хорошими процентами.
– И сколе? – остро глянул на Долгорукова «маз».
– Восемьдесят, – ответил Сева.
– Лады, – ухмыльнулся Ленчик и добавил: – А ежели номер не оторвется?
– Исключено, – ответил Всеволод Аркадьевич.
– Лады, – повторил Ленчик. – Мортую, тебе повторять не надобно, что с тобою будет, коли кинешь.
– Правильно мортуешь, – сказал Сева. – Лады. Жду через пять дней.
– Заметано… – Ленчик шаркнул ножкой и махнул ручкой: – Адье, господа хорошие…
Когда Ленчик ушел, отдал свои пять тысяч и Илья Никифорович Феоктистов. После такого «фрукта», всучившего Долгорукову сто семьдесят пять тысяч, свои кровные можно было отдавать смело. Ибо кинуть маза – себе дороже. Похоже, и впрямь дело было верное, коли Всеволод Аркадьевич рискует связываться с фартовыми…
– Ну, все, нужная сумма набрана, – оглядел присутствующих Долгоруков. – Теперь жду вас через пять дней в это же самое время. Прошу не опаздывать, господа…
Глава 12
Конец дела об убиении почетного гражданина, или Чиновник особых поручений
25 октября 1888 года
– Вы оказались совершенно правы! – пристав Мазин с нескрываемым восхищением посмотрел на исполняющего должность полицеймейстера. – Дворники и старухи знают все! Буквально все! Оказывается, погуливал не наш потомственный почетный гражданин Кочемасов, убиенный в Сосновой роще близ Кизического монастыря, а его супруга. И знаете с кем? Со своим соседом по квартире Филимоновым. Это Филимонов нанес ему прежнюю рану на голове, когда Кочемасов застукал их вдвоем и стал разбираться с ним по поводу своей жены. И Филимонов же стрелял в него из ружья в Сосновой роще…
– Вы его арестовали?
– Так точно! Арестование произведено лично мною после обыска в квартире Филимоновых, где было найдено ружье, пыжи и медная картечь.
«Ну, вот, – пронеслось в голове у Якова Викентьевича, – плакало твое утверждение в должности полицеймейстера и чин статского советника. Это «Дело об убиении потомственного почетного гражданина Гурия Борисовича Кочемасова» – простое преступление на бытовой почве, за которое чины не дают и в должностях не утверждают. Теперь вся надежда на Розенштейна. Что он там накопал на этого Долгорукова…»
– Как вам это удалось выяснить? – унылым голосом спросил Острожский. – Давайте все по порядку.
– Перво-наперво мною был опрошен дворник дома, – пристав Мазин просто сиял из-за столь быстро раскрытого преступления. – Он показал, что живут, вернее, жили Кочемасовы крайне не дружно, поскольку его супруга имела преступную связь с Филимоновым, то бишь прелюбодействовала с ним. Дворник сам видел, как они тайком встречались за зданием бывшей конюшни. На мой вопрос, что они там делали, дворник ответил, что не ведает и свечку им не держал. Но только, как он выразился, – Мазин глянул в свои записи в памятной книжке, – «не регбусы они там разгадывали». Позднее он признался, что однажды тайком он все же проследил за ними и незаметно подобрался очень близко к тому месту за бывшей конюшней, где Кочемасова находилась с Филимоновым. «Я увидел, – Мазин снова заглянул в памятную книжку, – что сначала они целовались взасос в губы, а затем стали щупать друг друга за интимные места и громко дышали. Потом Филимонов задрал Кочемасовой платье, а она тем временем расстегивала ему штаны, дабы достать наружу мужское естество, весьма крупное, следует признать». После этого, – Мазин закрыл памятную книжку, – они занялись совершением известного интимного акта стоя, причем одна нога у Кочемасовой была задрана так, что совершаемое ими греховное действо дворник мог наблюдать во всей, так сказать, красе…
– Хм, – выдал в ответ на услышанное от Мазина Острожский и промолчал. А пристав тем временем продолжал:
– Еще дворник показал, что однажды и сам Кочемасов заметил, как его супруга и Филимонов удаляются за конюшню, и, крадучись, последовал за ними, после чего через две-три минуты вернулся оттуда с разбитой головой и весь окровавленный. Дворник попытался было ему помочь, но Кочемасов со словами: «Пошел вон» оттолкнул его и заплакал.
