Глава 14
Тучи сгущаются, или «Возьмем его тепленьким»
27 октября 1888 года
Это было несомненной удачей для Розенштейна и явной угрозой для Всеволода Аркадьевича Долгорукова и его людей. Впрочем, удача сопутствует тем, кто неотступно, день за днем, час за часом следует по выбранному пути, не сворачивая с него.
Дело в том, что помощник полицеймейстера отыскал Ивана Яковлевича Плейшнера. Вернее, Плейшнер отыскался сам, обратившись в полицейскую управу и требуя встречи с полицеймейстером. Поскольку Острожского на месте не оказалось, да и не любил он личных встреч с обиженными и оскорбленными горожанами, вполне справедливо рассуждая, что для этой цели имеются полицейские участки аж шесть штук на город с приставами и их помощниками, то дежурный офицер спровадил Плейшнера к нему, Розенштейну. Николай Людвигович тоже считал, что для обращения граждан имеются полицейские участки, но после минуты разговора с Плейшнером понял, что это сам бог послал его к нему…
– Я видел его так же, как вижу сейчас вас, – горячился Иван Яковлевич, описав своего обидчика и заглядывая в глаза помощнику полицеймейстера. – Он преспокойненько ходит по улицам и в ус не дует. Я проследил за ним и выяснил, где он теперь проживает. У него свой дом на…
– Старогоршечной улице, – добавил за собеседника Розенштейн.
– Так вы знаете его? – вскинул брови Плейшнер.
– Знаю, – ответил Николай Людвигович. – Его зовут Всеволод Аркадьевич Долгоруков.
– Как, простите, зовут? – вскинул брови Плейшнер.
– Всеволод Аркадьевич Долгоруков, – повторил помощник полицеймейстера.
– А почему вы его не заарестуете, если знаете, кто он такой? – недоуменно спросил Иван Яковлевич.
– Нет оснований, – ответил помощник полицеймейстера и со значением добавил: – Пока нет оснований. Но, надеюсь, с вашей помощью они у нас появятся…
– Появятся, еще как появятся! – вскочил с кресла Плейшнер. – Он же обманным путем выманил у меня двести тысяч.
– У вас? – переспросил Розенштейн. – Тогда расскажите все подробнейшим образом.
– Ну, не совсем у меня, – поправился Иван Яковлевич. – У моей банкирской конторы «Плейшнер и сыновья». И совершенно разорил ее, как впоследствии и другие банкирские конторы…
– Контора принадлежала лично вам? – спросил Розенштейн.
– Нет, я был только управляющим, – ответил Плейшнер. – А что, это разве меняет дело?
– Может, меняет, а может, и нет. Не могу сказать ничего определенного, покуда вы мне все не расскажете, – посмотрел на собеседника Николай Людвигович.
– Хорошо, слушайте, – устроился поудобнее в кресле Плейшнер. – Итак, случилось это несколько лет назад…
– Точнее, пожалуйста, – перебил его Розенштейн.
– Хорошо… Случилось это летом восемьдесят четвертого года, – начал Плейшнер. – Все началось с моего знакомства с господином Огонь-Догановским Алексеем Васильевичем. Он, как и я, любил посещать театр Панаева, вот на этой почве мы и сошлись. Это я уж потом понял, что все это было подстроено, и этот Огонь-Догановский был заодно с Луговским…
– Позвольте, кто такой Луговской? – задал Плейшнеру вопрос Николай Людвигович.
– Главарь ихней шайки, куда кроме него входили еще четыре человека, – ответил Иван Яковлевич. И, глядя на недоуменное лицо полицианта, добавил: – Ну, тот самый, что проживает ныне в собственном доме на Старогоршечной и которого, как вы сказали, на самом деле зовут Долгоруков.
– А-а, – протянул Розенштейн, усмехнувшись. – Значит, вам он представился как Луговской?
– Именно: Луговской Сергей Васильевич, надворный советник, – ответил Плейшнер. – Он проживал тогда в особняке на Большой Красной улице, выдавая его за свой.
– Та-ак, – протянул Николай Людвигович. – Вы согласны дать письменные показания?
– Для этого я сюда и пришел, – ответил Плейшнер. – Дабы изобличить преступников, ну и прочее…
– Я-асно, – протянул помощник полицеймейстера весьма и весьма удовлетворенно.
Клюнуло! Наконец-то клюнуло!
То, что рассказал Плейшнер, было классическим образцом обмана простофили…
– Все началось с моего знакомства с господином Огонь-Догановским Алексеем Васильевичем. Он, как и я, любил посещать театр Панаева, вот на этой почве мы и сошлись, – с этого момента, как уже известно, начал свой рассказ Иван Яковлевич. – Однажды, когда мы сидели на веранде ресторана Панаевского сада и ужинали, созерцая дивертисмент, мимо нас прошел господин и выронил свой портмоне. Этого господина я разглядеть не успел, но им впоследствии и оказался тот самый Луговской, который на самом деле Долгоруков… Все было подстроено с самого начала, понимаете, господин помощник полицеймейстера, с самого начала!
– Вы не отвлекайтесь, – заметил Розенштейн. – Рассказывайте все по порядку…
– Хорошо, – Плейшнер вытер кружевным платочком вспотевший лоб. Он волновался, как будто то, о чем он поведывал полицианту, произошло с ним не четыре с лишним года назад, а вчерашним вечером… – Выпавшее портмоне заметил Огонь-Догановский. Когда мы раскрыли его, то увидели в нем деньги. Много денег. Мы тотчас решили вернуть портмоне тому господину, что его утерял, но его простыл и след. Что делать? Отдать ресторатору, чтобы он вернул портмоне утерявшему его, когда он обнаружит пропажу и вернется в ресторан? А ну как он присвоит деньги себе?
– Сколько в портмоне было денег? – спросил Розенштейн.
– Двенадцать тысяч! – скорбно воскликнул Плейшнер.
«Неплохая затравка», – подумал про себя Николай Людвигович, но промолчал.
А Иван Яковлевич, волнуясь и потея, продолжал:
– Тогда я стал смотреть в кармашках портмоне и обнаружил в одном из них визитные карточки. Они были на имя надворного советника Сергея Васильевича Луговского. Имелся и его адрес проживания. И мы решили отвезти портмоне его владельцу…
Конечно, Иван Яковлевич умолчал о такой малости, что был крайне недоволен таковым решением, исходившим от Огонь-Догановского. Будь его воля, так он бы взял портмоне себе без малейших колебаний…
Надворный советник Луговской оказался средних лет плотным симпатичным господином, который удивился такому поступку и несказанно обрадовался нахождению своего портмоне с деньгами.
– Он сказал, что не ожидал, что в наше время еще существуют такие честные и порядочные люди, как мы, – продолжил свой рассказ Плейшнер. – И сказал, что хотел бы отблагодарить нас… – Иван Яковлевич усмехнулся: – Все было разыграно, как по нотам…
– Я же просил вас не отвлекаться, – посуровев, напомнил Розенштейн.
– Да, прошу прощения, – сказал Плейшнер. – Итак, Луговской, который на самом деле Долгоруков, сказал, что отблагодарит нас, и предложил нам немного обогатиться…
