– Слушай, а ты где тогда пропадал? – поинтересовался Ленчик.
– Это когда «тогда»? – не сразу ответил вопросом на вопрос Самсон Африканыч.
– Ну, тебя еще не было несколько дней, – продолжал допытываться Ленчик. – Что, дама сердца?
– Нет, – коротко ответил Неофитов.
– А что тогда? – никак не унимался Ленчик.
– Да так, было одно дельце, – неопределенно ответил Африканыч и надолго замолчал.
Ленчик продолжал нарезать газетную бумагу, а Африканыч сидел, уставившись неизвестно куда. Взгляд его не мигал и словно остекленел. Да и сам он походил на восковое изваяние наподобие тех, что выставлены на Бейкер-стрит в Лондоне в Музее Мари Тюссо.
– Они небось уже ужинают, – вдруг произнес Африканыч.
– Что?
– Я говорю, ужинают они небось, – повторил Неофитов.
– Наверное, – согласился Ленчик, думающий о своем.
Ведь муторная и однообразная работа всегда навевает мысли. Причем мысли весьма специфические. К примеру, об Ольге…
– Вот уйдет Феоктистов, и мы пойдем ужинать, – механически произнес Ленчик.
– Ага, – как-то убито промолвил Африканыч и снова замолчал.
А Ленчик думал об Ольге. А о ком еще может думать влюбленный человек? Конечно же, о предмете своей страсти. Хотя страсть и любовь – нередко вещи прямо противоположные. Но у Ленчика они сплелись к одному человеку, Ольге Федоскиной со сценическим именем Эмили Кроусфорд. Хорошее имя, звучное, заграничное. Естественно, и для афиш, программок более примечательное. Ведь что такое Ольга Федоскина? Всего-то девушка из пригорода, из слободы. А Эмили Кроусфорд! О-о, это дама высшего света! Баронесса, а то и герцогиня из какого-нибудь Неаполя или даже Бостона! Да что там герцогиня – королевна!
Тогда, после первого в своей жизни театрально представления, Ленчик, купив огромный букет цветов, решил зайти к ней в гримерную, чтобы лично засвидетельствовать, так сказать, свое э-э… Что он хочет «лично засвидетельствовать», Ленчик не знал. Эту фразу он подслушал из разговора двух молодых людей, тоже собравшихся отправиться за кулисы как раз для того, чтобы «лично засвидетельствовать».
– А хороша была Эмили в роли Агнессы!
– Просто прекрасна!.
– Я бы сказал, чертовски хороша!
– Верно. Но в жизни она совершенно другая.
– Откуда ты знаешь?
– Я с ней знаком.
– Познакомишь?
– Запросто…
У гримерки актрисы кружился с десяток молодых людей. Все они толпились с букетами цветов и бонбоньерками, придирчиво осматривая друг друга. Когда подошел Ленчик, взоры поклонников уставились на него.
– Новенький? – спросил его юноша, с виду гимназист.
– Ага, – ответил Ленчик.
– А я уже восемь месяцев хожу за ней, – не без гордости сказал юноша.
– И как? – машинально спросил Ленчик.
– Три недели назад обменялись как-то парой фраз, – произнес юноша мечтательно. – А один раз она меня даже поцеловала в щеку! – сказал он с гордостью. – Вот сюда. – И поклонник указал пальцем место, куда его поцеловала актриса.
– А я однажды был вместе с Эмили на одном званом обеде, – поделился своей удачей другой молодой человек с едва наметившимися усиками. – Она восхитительна! А как она говорит, а как смеется!
Разговор был прерван восторженными возгласами. Это Эмили Кроусфорд, сняв грим и переодевшись, вышла из гримерной комнаты…
– Прелестно! Очаровательно!
– Эмили, вы восхитительно играли сегодня! Позвольте от всей души вручить вам…
– Ольга Даниловна, вы прелесть! Видал я Агнесс, но эта роль в вашем исполнении – просто чудо!
– Вы сами – чудо!
– Прелестно, прелестно!
– Браво! Аплодисменты, аплодисменты, господа!
У кого были более-менее свободны руки, захлопали в ладоши. Юноша, похожий на гимназиста, бросился было вперед, но был оттеснен высоким плечистым господином с бонбоньеркой под мышкой. Хлопал этот господин громче всех и именно он называл Эмили Ольгой Даниловной.
– Благодарю вас, господа, – улыбаясь, устало отвечала Эмили и, принимая букеты, передавала их девушке с длинной косой, сопровождавшей ее. – Благодарю! Весьма и весьма вам признательна…
Ленчик во все глаза смотрел на актрису. Она и вправду не походила на Агнессу, безропотную и зависимую девушку, которую готовил себе в жены Арнольф. Эта молодая особа явно знала себе цену и ведала, чего хочет от жизни. А когда их взгляды встретились и он увидел интерес, вспыхнувший в глазах Эмили, у Ленчика пересохло во рту и шумно, наверное, на весь коридор, заколотилось сердце…
– Позвольте-ка, – громко произнес он, обратив на себя взгляды незадачливых поклонников.
Ленчик беспардонно отодвинул господина с бонбоньеркой под мышкой, оттеснил какого-то хлыща с букетом гвоздик цвета бордо и очутился прямо перед Ольгой-Эмили.
– Вот, – смущенно произнес он и протянул ей букет. – Это вам.
– Благодарю вас, – посмотрела актриса ему в глаза и милостиво приняла букет. Его она не спешила передавать сопровождающей ее девушке с длинной косой…
– Что такое? – возмущенно воскликнул господин с бонбоньеркой. – Что вы себе позволяете?!
А хлыщ с букетом бордовых гвоздик довольно ощутимо ткнул его локтем в бок, на что Ленчик немедленно ткнул его двумя пальцами под дых.
– У-ух, – согнулся хлыщ, и букет гвоздик выпал из его ослабевших рук.
– Ну, зачем же вы так? – произнесла Ольга-Эмили, заметившая, в отличие от прочих ее поклонников, точный и быстрый удар Ленчика. Однако в голосе ее не чувствовалось осуждения. Скорее в нем слышались игривые нотки с примесью легкого упрека. Настоль легкого, что выходка Ленчика, похоже, была немедленно прощена.
– А чо это он? У меня синяк будет, – простецки ответил Ленчик и непринужденно взял актрису под локоток: – Позвольте вас проводить, мадемуазель. А то эти, – он небрежно кивнул в сторону толпившихся поклонников, – совсем вам проходу не дают…
На удивление всем, Эмили Кроусфорд руку не отняла и последовала вместе с Ленчиком к выходу.
У дверей актрису уже поджидала коляска. Ленчик бережно, по-прежнему придерживая за локоток, усадил девушку в экипаж и сел следом. Толпа поклонников ахнула.
– Сейчас она покажет наглецу, где раки зимуют, – произнес господин с бонбоньеркой под мышкой.
На что хлыщ с букетом помятых гвоздик мстительно засмеялся.
– А вы куда? – спросила Ольга, когда Ленчик уселся рядом.
– А я с вами, – ответил Ленчик и громко приказал кучеру: – Трогай, приятель.
Ольга не разразилась бранными словами в адрес Ленчика и не стала выталкивать его из коляски. Она даже не стала просить его выйти. Внимательно посмотрев на него, девушка отвернулась и сказала, словно обращаясь к окну:
