– Обычно Степан неторопливый такой, медленный, все делает как-то… степенно, что ли. А вчера, да, суетился.
– В чем это выражалось?
– Он предложил сам зайти за «кошками» на завод.
– И что?
– Ну, понимаете, снова идти на завод, лезть… через забор, скрываться от заводского начальства…
– То есть, вы хотите сказать, что при иных обстоятельствах он предпочел бы дожидаться дома, когда вы принесете ему его заказ? – спросил Минибабаев.
– Ну. Он такой. Любит, чтобы ему прямо на дом, на блюдечке. – Фома замолчал и поправился: – В смысле, любил…
– Да…. А то, что он предложил сам зайти за кошками, выходит, есть признак его суетливости?
– Точно.
– А еще в его поведении вы не заметили чего-нибудь необычного? Или не свойственного ему?
– Нет.
Минибабаев помолчал, записал что-то в блокнот. Потом снова поднял глаза на Кускова. На сей раз взгляд у него был обычным и даже немного усталым.
– Хорошо. Вы ведь никуда не собираетесь уезжать? – спросил он.
– Нет, – ответил Фома. – А к чему это вы спросили?
– Возможно, вы нам можете еще понадобиться, – неопределенно ответил Минибабаев и, сказав до свидания, вышел.
* * *
Если вы простой горожанин или, как говорили при старом режиме, обыватель, то вам, возможно, никогда не узнать, сколько придурков, психов и попросту сумасшедших проживает и бродит по улицам больших и малых городов, занятых своими мыслями, которые никогда не придут в голову нормальному человеку. Единственно, кто об этом может знать, так это врачи и нянечки психоневрологических клиник, психиатрических диспансеров и домов для душевнобольных. И еще милиционеры. Им тоже приходится сталкиваться с подобного рода публикой, от которой одна морока и головная боль. Потому как безрассудными они себя вовсе не считают, мыслят, по их пониманию, вполне здраво и даже «получше других» и требуют к себе такого же внимания, как к остальным, «нормальным», гражданам.
Среди таковых психически ненормальных граждан великой страны есть категория наполовину сумасбродных, которые не представляют опасности ни для себя, ни для окружающих и половину года являются вполне приличными людьми. Но вот другие шесть месяцев…
Особенно бывает заметна их неадекватность, как не столь давно стали выражаться молодые врачи-психиатры, весной, в период так называемого весеннего обострения. Чуть слабее бывает осеннее обострение и обострение в периоды самых долгих дней и самых коротких ночей в году. То есть, в июне. Тогда на них что-то находит, и они становятся невероятно активны и зачастую весьма непредсказуемы.
Некоторая часть сумасбродных выходит в часы «пик» на оживленные перекрестки и начинает регулировать автомобильное движение; кто-то изобретает вечный двигатель, другие отыскивают решение теоремы Ферма, осаждая своими проектами редакции журналов и приемные научно-исследовательских институтов, а некоторые из полусумасшедших идут в райотделы милиции и сообщают о преступлениях, которые якобы сотворили их соседи и знакомые. А то и они сами….
Немалая часть из них считают своим долгом помочь в розыске преступников, которых они, конечно же, видели на улице, в магазине, трамвае. Эта категория подпавших под очередное обострение неадекватно мыслящих людей была настоящим бичом для милицейских и прокурорских, вынужденных выслушивать ахинею и всяческий бред таких вот добровольных помощников правоохранительных органов. Не первый уже год приходили в отделения милиции граждане с блуждающими взглядами и затрудненной дикцией, заверявшие оперуполномоченных, что только что на Суконке (в Ягодной слободе, на Жуковке, на Булаке) видели самого Кормакова, банда которого пятый год наводила ужас на законопослушных жителей Казани и ее окрестностей. Среди них выделялся некий гражданин Терехин, требующий как минимум аудиенции у начальника отделения и начинающий свой разговор с того, что он как бывший уездный военком и командир отряда рабочего ополчения с бывшего завода братьев Крестовниковых «не может остаться в стороне, когда в городе такой разгул преступности».
– Какой еще такой разгул? – хмурились на жесткое словечко начальники отделов и их заместители и старались побыстрее отделаться от бывшего военного комиссара мирными способами, потому как просто выгнать его было чревато неприятными последствиями, в частности, жалобами от Терехина на имя начальника отдела республиканского уголовного розыска товарища А. М. Валюженича. Мол, ваши подчиненные игнорируют помощь населения, в то время как должны рука об руку идти к светлому будущему и искоренять элементы, затрудняющие этот путь. Жалобы писались Терехиным в двух экземплярах, при подаче первого он требовал, как и положено, зарегистрировать его жалобу в журнале и проставить регистрационный номер на втором экземпляре, после чего его бумага становилась документом, на который следовало обязательно отреагировать.
И Валюженич реагировал!
Он вызывал начальников отделений к себе, пропесочивал для вида и просил быть аккуратнее с гражданами, предлагающими свою помощь милиции, в частности, с гражданином Терехиным, у которого в прошлом имеются большие заслуги перед советской властью.
– Так ведь он псих, – пытались возразить ему начальники отделений и их заместители, на что Аркадий Матвеевич ответствовал, что издержки есть во всякой работе, и работа милиции не исключение, но, все равно-де психи тоже есть граждане большой страны и тоже-де люди, и с ними, как и с остальным «контингентом населения нашего города следует быть внимательными и предупредительными и продолжать высоко нести честь нашего-де синего милицейского мундира».
Словом, бывший военком был настоящим пугалом всех городских ментов, включая патрульных и участковых уполномоченных.
Но до чего тесен мир! Ведь это был тот самый юноша студенческого вида с «маузером» на боку, который остановил Мамая с Ленчиком и Гришей, когда они, нагрузившись под завязку золотыми монетами, сбросили остальное золото в озеро Дальний Кабан и направлялись к вокзалу, чтобы любым способом прорываться в Москву.
Дело в том, что военком Терехин был всегда начеку. Именно он заметил группу Мамая на околице деревни Крутовка, когда до полустанка было подать рукой. Терехину бы стоило подумать о собственной жизни и жизнях еще четырех человек из его отряда, оставшихся в живых после боя с каппелевцами. Так нет, революционное сознание взывало к бдительности, вот он и прицепился к трем подозрительным мужчинам, возглавляемым коренастым плосколицым татарином с лысой, как коленка, головой.
– Кто такие? – спросил он, выйдя из лесочка и расстегивая кобуру «маузера». Его ребята взяли винтовки наперевес.
– А вы кто такие есть? – спросил развязного вида парень, нагло уставившись прямо в глаза Терехину.
Терехин представился и попросил предъявить документы. Его ребята подошли ближе и недобро уставились на подозрительную троицу.
– Беженцы мы, – ответил за всех лысый татарин с сильным акцентом. – От белых бежим.
