Полагая, что государь пробудет в доме не менее часа, филер решил переждать дождь в булочной, размещавшейся по соседству, а заодно разогреть поостывшую кровь чаркой вина.
Кто бы мог подумать, что в это самое время Александр по какой-то одной ему ведомой причине выскочит под дождем из особняка и, поймав проезжавшего «ваньку», отправится во дворец. Добравшись до парадного подъезда без сопровождения, государь вдруг обнаружил, что денег у него не оказалось, и в залог платы он оставил кучеру собственную шинель из тонкого английского сукна. Когда из дворца вышел адъютант Александра Третьего, чтобы расплатиться с «ванькой» и забрать царскую шинель, то кучер ни в какую не соглашался отдавать дорогую вещь, полагая, что имеет дело с обыкновенным жульничеством. И только когда к недоверчивому вознице вышел личный извозчик государя (степенный Михаил Евграфович, которого знали все извозчики Санкт-Петербурга), «ванька» поверил, что подвозил самого государя, и за щедро пожалованное серебро вернул царскую шинель.
Состоявшийся случай имел нехорошие последствия для его личной охраны: гвардейцев, стоявших в карауле и прозевавших выход государя в город, отправили в Тобольск, а офицеров разослали по гарнизонам. Их сиятельство граф Уваров также был недоволен произошедшим, и Кирилл Бобровин ожидал предстоящего разгрома.
— Входите, — слабо улыбнувшись, проговорил секретарь, — Александр Петрович уже ждет вас.
Возможно, что улыбка у секретаря была самая обыкновенная, ничего не значащая, но в этот раз она показалась Бобровину невероятно иезуитской.
Не проронив ни слова, начальник первой экспедиции вошел в просторный кабинет, обставленный мебелью из черного дерева.
— Батенька, Кирилл Федорович, — обиженным тоном протянул Уваров, — это что же такое получается? — Бобровин внутренне сжался, стараясь подобрать подходящие слова для оправдания, но начальник Третьего делопроизводства неожиданно заговорил вновь: — Это что же делается с нашим подшефным?
— Следовало быть более осмотрительным, государь был…
— Помилуйте, о чем вы? — удивленно переспросил граф. — Я говорю о Леониде Варнаховском.
Бобровин сдержал вздох облегчения — уж о Варнаховском он не забывал. Вчерашним вечером Кирилл Федорович получил от него депешу, в которой тот сообщал, что уже неделю находится в болгарской столице, поселившись в одном из самых фешенебельных гостиниц.
— А что с ним?
— А вы, батенька, читаете газеты? — прищурился Уваров.
— Кхм… По долгу службы обязан.
— И что же вы там вычитали? — хитро посмотрел граф на примолкшего Бобровина и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Газету «Фигаро» пролистали?
— Ну-у, — неопределенно протянул Бобровин. — Кое-что просмотрел, секретарь принес сегодня утром.
— А я вот ознакомился подробнейшим образом… — И, взяв в руки вчетверо сложенную газету, Уваров прочитал: — «Русский аферист Леонид Варнаховский, прославившийся тем, что продал американскому бизнесмену Анри Моргану царский Зимний дворец в Санкт-Петербурге, а во Франции на сотни тысяч франков обыграл мошенническим путем одно из самых старых и респектабельных казино Европы «Grand Casino», объявился в Германии. Из наших достоверных источников известно, что длительное время вышеупомянутый аферист изготовлял фальшивые банкноты, не вызывавшие нарекания даже в Имперском банке. По данным немецкой полиции, фальшивомонетчику удалось заполучить свыше одного миллиона марок. Преступнику удалось скрыться от правосудия в России, где он находится под покровительством властей…» Что вы на это скажете, Кирилл Федорович? — отложив газету, спросил Александр Петрович.
— Я не терял с Варнаховским связь, в настоящее время он находится в Болгарии. Сообщение от него я получил вчера вечером, — несколько обиженно протянул Бобровин.
— Это еще не все, милостивый государь. — Граф взял следующую газету. — А хотите послушать, что пишут в пятничном номере «Франкфуртского обозрения»? — О чем пойдет речь, Бобровин не знал, а потому предпочитал хранить молчание. — Так вот я вам скажу… «Как стало нам известно, в немецких княжествах орудует мошенник европейского масштаба, бывший поручик русской армии Леонид Варнаховский. За ним числится целый ряд преступлений, связанных с подлогами и обманами. Он занимается тем, что одурачивает европейских ювелиров, продает фиктивные земли и поместья, преподносит в дар высоким особам лошадей, взятых напрокат… Впрочем, перечислять все его аферы не имеет смысла, это займет не одну газетную полосу. В Германии мошенник занимался тем, что чеканил фальшивые монеты, и, судя по тому, что так и не был пойман, занимался весьма успешно. Есть предположение, что русская тайная полиция воспользовалась криминальными талантами поручика Варнаховского, чтобы нанести значительный экономический урон Германии. Судя по тому, что в настоящее время немецкую биржу лихорадит, да и вряд ли отыщется магазин, в котором не обнаружилось бы фальшивой монеты, то можно смело сказать, что миссия поручика Варнаховского удалась…» — Уваров небрежно бросил на стол газету. — А теперь что вы скажете, любезнейший Кирилл Федорович?
Финиковая пальма, стоявшая близ окна, широким сачком из колючих веток старательно ловила поток света. Бобровин посмотрел прямо через ветки, отчего-то показавшиеся в эту минуту решетками тюремного замка, и заговорил:
— Полагаю, что Германия здесь ни при чем. У них своих проблем невпроворот. Во всем виноваты французы. Думаю, что они хотят стравить Германию и Россию, чтобы им легче было бы вернуть свои земли Эльзас и Лотарингию, потерянные во франко-прусской войне.
Уваров выглядел насупленным, как если бы у него были причины обижаться лично на Бобровина.
— Возможно, что в ваших словах имеется здравый смысл, — согласился он.
— Не следует забывать, что Франция выплатила Германии контрибуцию в пять миллиардов франков, и процветание Пруссии началось именно с этого момента, — продолжал Бобровин. — Однако сейчас в Германии назревает серьезный кризис, и они решили воспользоваться ситуацией, чтобы создать условия для отделения Эльзаса и Лотарингии от объединенной Германии. А уж с двумя княжествами французам будет справиться значительно легче.
— Пожалуй, что вы правы. Французы всегда были большими мастерами на разного рода политические провокации. Сейчас из Германии идет отток финансового капитала. Франция делает все возможное, чтобы создать дестабилизацию политической обстановки в Рейхе. Наиболее эффективный способ, чтобы добиться своей цели, — это разжечь рознь между немецкими княжествами. А там уже и до развала страны недалеко.
— Как отреагировала Германия на эту статью?
— Скверно, — признал Уваров. — Немецкие дипломаты уже обратились в наше посольство с требованиями о разъяснениях. Так что теперь нам будет что им ответить. Сегодня же передам аналогичную записку в Министерство иностранных дел… — Неожиданно улыбнувшись, граф продолжил: — А Варнаховский молодец! Весьма способный малый. Ловко он их провел с этими фальшивыми деньгами… Надо бы как-то дальше использовать его таланты. Где, вы говорите, он остановился?
