– А вы могли бы написать роман по заказу?
– В смысле? По заказу кого? Чего?
– По моему заказу.
– Вы меня, ради бога, извините, –
озадачилась Алена, – но у меня есть определенные обязательства перед
издательством «Глобус», для которого я работаю. У меня договор, аванс получен,
существуют сроки сдачи рукописи...
– Да ладно, – небрежно перебил этот
лысоватый, с унылым носом, – ну что они вам там платят, в том издательстве?
Я читал в «Московском комсомольце», что всего только три-четыре автора у них
получают по-настоящему хорошие деньги, а остальные – так себе, перебиваются
еле-еле. А я вам хорошо заплачу, по-честному. Без обмана.
Ах, какой пассаж, какой, однако, поворот
неожиданный!
– Извините, а «хорошо» – это в вашем понимании
сколько? – очень вежливо, почти без намека на ехидство, голоском
благонравной девочки полюбопытствовала Алена.
– Ну, пять тысяч, я думаю, нормально
будет, – солидно сказал заказчик.
– Пять тысяч... извините, чего? – тем же
ехидным голосом продолжала спрашивать Алена. Сейчас он скажет: «Рублей,
конечно, а чего же еще?»
– Евро, конечно, а чего же еще? Ведь доллар-то
падает, – последовал небрежный ответ.
Пять тысяч евро?! Нашей писательнице в самых
смелых снах ничего подобного и не снилось! Скорей она поверила бы, что предмет
ее пылкого обожания завтра же сделает ей предложение руки и сердца, чем в то,
что кто-то предложит ей за роман ТАКУЮ цену.
– Вы что, серьезно? – спросила она почти
робко.
– Более чем.
Ого... Какие слова мы знаем! «Более чем...»
Речь выдает в нем более тонкую натуру, чем сначала показалось Алене!
– Извините, а подробнее нельзя?
Что-то она слишком часто извиняется! Конечно,
Алена патологически вежлива, что есть, то есть, а в маршрутках
земляки-нижегородцы подозрительно смотрят на нее: чего это она все время
извиняется, пробираясь к двери, может, на ногу мне наступила, а я и не заметил?
Но здесь все же не маршрутка. Совсем необязательно на каждом шагу
расшаркиваться. Если этот сдвинутый готов заплатить пять тысяч евро за
амортизацию ее таланта, значит, он и впрямь высоко ценит писательницу
Дмитриеву. Если только... вот именно: если только он и в самом деле не
сдвинутый, не шутник, не приколист, мающийся от безделья. Если вообще это
заманчивое предложение сделано вполне серьезно!
– Изв...
Тьфу ты, пропасть!
– Я хотела спросить, как вы это себе
представляете? Роман пишу я, однако вы значитесь как автор? Но на какую тему
роман? В каком жанре? Какой срок, какой объем произведения? И где вы
собираетесь потом опубликоваться? Если в «Глобусе», то...
– Ваш «Глобус» меня не интересует.
Невидимый собеседник резко ткнул сигарету в
пепельницу и смахнул со стола бутылку «Клинского», взамен брякнув хрустальный
толстостенный стаканчик джина «Сапфир» со «Швепсом». Тренировочные штаны с
пузырями сменились джинсами самое малое «Леви Страус», а несвежая рубаха –
пуловером из магазина... из магазина, такое впечатление, «Гленфилд» – и это как
минимум!
– Я хочу, чтобы роман под вашим именем (мое я
афишировать не намерен) был написан как можно скорей, желательно вчера,
объемом... ну, как получится, чтобы описать ту историю, которую я вам расскажу.
Я в ваших этих авторских и издательских листах не силен, мне главное –
содержание.
– Под моим именем? – пролепетала Алена,
пораженная тем, с какой скоростью восстанавливался волосяной покров на голове
ее лысоватого собеседника. Клиника «Трансхаер» отдыхает. А когда, интересно, он
успел сделать пластическую операцию и превратил свой вислый нос в энергичный
румпель с патрицианской горбинкой? И мышцы уже накачал... Ну и ну! Пожалуй, он
теперь немножко напоминает самого красивого, с точки зрения Алены, мужчину
современности – Шона Бина в роли Одиссея из фильма «Троя». Нет, если честно,
самым красивым мужчиной современности был другой – тот, кого любила Алена, но
который так и не полюбил ее, хотя иногда и радовал своим присутствием в ее
жизни и постели. Но подобного ему в принципе нет, искать не стоит и даже
пытаться подражать ему бессмысленно!
– Под моим именем? Но мое издательство будет
возражать, что я... – Она с трудом перевела дух. Кажется, про аналогичную
ситуацию уже было сказано классиком: «От жадности в зобу дыханье сперло!» –
...что я печатаюсь еще где-то.
– «Глобус» возражал бы, если бы вы засветились
в другом издательстве, я правильно понимаю? – небрежно спросил Шон
Бин. – Но этот роман будет печататься в еженедельной газете – из номера в
номер, с продолжением, вы понимаете? Номерах примерно в четырех или пяти.
Город, в котором выходит эта газета, расположен настолько далеко от Москвы, что
шанс «Глобусу» узнать об этой публикации равен примерно нулю. Кроме того, когда
в газете роман пройдет, вы вполне сможете продать его вашему «Глобусу». Я на
текст вообще не претендую. В таком случае и овцы будут сыты, и волки целы.
– В смысле, наоборот, – попыталась
перехватить инициативу совершенно обескураженная Алена.
– Да нет, – сипло усмехнулся на том конце
провода Шон Бин и пригладил свою золотисто-русую, с легкой проседью буйную
шевелюру, которую уже вполне можно было завязывать в роскошный хвост. –
Все получится именно так, как я сказал!
* * *
– Ну ты и мудак, – сказала Раечка. –
Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что ты мудак?
– Нет, – покачал головой Димка. – Ты
первая. Другие мои девушки считали, что я умный. Может, я просто в твоем
присутствии глупею?
Раечка расплылась было в довольной улыбке, но
тотчас стиснула губы в маленький, пухленький аленький узелочек. Если парень
говорит девушке, что глупеет в ее присутствии, это следует счесть комплиментом?
Или нет? Означает ли это, что ее прекрасные глаза вышибают из его головы всякий
здравый смысл, или... или это значит: с кем поведешься, от того и наберешься? В
том смысле, что ее глупость заразнее СПИДа? Нет, ну она-то определенно не могла
навести Димку на его бредовую идею! С ума сойти: попросить у ее отца тридцать
тысяч баксов на нелепейший проект, который возник в Димкиной воспаленной башке!
