Разумеется, для отца такие деньги – не
проблема. И даже в два раза больше – тоже не проблема. И даже в три раза...
Раечка хоть и не знала толком, сколько у папы денег, подозревала одно: много.
Его новая жена меняет шубки, авто и бриллианты даже чаще, чем, к примеру, та
противная и высокомерная долговязая тетка, которая ходит вместе с Раечкой в
шейпинг-зал, меняет футболки и брюки или лосины. Впрочем, с теткой-то все
понятно: ей уже лет за сорок, а может, даже и больше, ну вот она и торопится
взять от жизни все, что можно и нельзя. Вот и кокетничает с собственным
отражением в зеркале – больше-то в шейпинг-зале никого не потрясешь неземной
красотой! Все дамы там заняты сугубо собой. Раечка вообще обратила внимание на
эту мымру только потому, что она жуткая зануда. Раечка как-то сказала, что
программу пора менять, потому что ей это отстойное г... надоело, так надо было
видеть, как перекосилась старая вешалка! И посмотрела своими водянистыми
глазами этак свысока... Конечно, Раечка понимает, что если в тебе сто семьдесят
два сантиметра, как в этой Алене (ее Аленой зовут, вешалку), то хочешь не
хочешь, а будешь смотреть на окружающих сверху вниз, как жираф на божьих
коровок. Но ведь это же ненормально – быть такой высокой, это же стыдно для
женщины, этого же стесняться надо, ну, скрывать как-то, а не щеголять, задрав
нос и выпятив грудь да еще и взгромоздясь при этом на высоченные каблуки!
В ее-то годы, господи боже, еще и в
шейпинг-зал таскаться... Да если Раечка доживет до тридцати, это вообще будет
чудо из чудес, после этого возраста надо сразу стреляться, вешаться, топиться –
ну, на худой конец, заводить собственный косметический салон, как поступила
мудрая Раечкина маманька. Не сама она его завела, конечно, – папанька
подарил, когда с ней разводился: в качестве отступного. Хорошее отступное,
ничего не скажешь! Благодаря этому салону маманька всегда подтянута и затянута
во всех нужных и ненужных местах, зашита и ушита. Надо думать, эта Алена тоже
втихаря подтягивается в каком-нибудь салоне, потому что выглядит...
отвратительно хорошо она выглядит, пакость такая.
И ноги у нее жутко длиннющие... Конечно,
Раечке пока только шестнадцать, может, годам к сорока или... или даже больше у
нее тоже ноги вытянутся, но ведь на кой ей это будет нужно в те-то годы? Хотя
Алена, похоже, очень хорошо знает, что делать с такими ногами, вон, задирает их
выше головы да еще, говорят, бальными танцами занимается, и бойфренды у нее, по
слухам, один другого моложе и красивей...
Отвратительная, просто отвратительная
старушонка, а туда же!
Вдобавок, говорят, она какие-то романчики
пописывает. Дрянь, конечно, какую-нибудь. Не то чтобы Раечка читала... но это
ведь само собой понятно, что чепуху всякую пишет. На что может быть способна
местная знаменитость? Настоящие писатели живут как минимум в Москве, ну а в
провинции тусуется только полный отстой. И взгляды у нее, у этой Алены
Дмитриевой, тоже жутко отстойные.
Раечка один раз, собираясь после шейпинга
домой, посмотрела в окно и говорит:
– Не погода, а х...
Ох, как распыхтелась эта Алена! А что такого
было сказано? Нормальное, общеупотребительное слово!
Как и все нормальные люди, отец и мать Раечки
матерятся. Новая жена отца – тоже. Ой, Раечка один раз слышала, как она орала
на папаньку:
– Чмо недое...! Ты мне обещал «Ауди», а что
купил? Какое, на... «Пежо»? Его только в жо...!
Ну, крепко было, в общем, сказано. Зато
доходчиво. Отец быстро купил новой жене «Ауди», а Раечкиной матери отдал
«Пежо». Вот что делает простой, элементарный мат. Алена же обожает читать
проповеди на тему, что матерщина портит генофонд. Это же надо, дожить до таких
лет и не стесняться пороть подобную чушь! Как будто генофонд портит не
засорение экологии, а какая-то фигня вроде слов!
Хотя, кажется, не одна Алена такая замшелая.
Димка вон тоже напрягся из-за того мудака. Да ну, беда какая, подумаешь!
Обойдется!
Однако почему-то не обходилось... Его что-то слишком
сильно заклинило. Отвернулся, помрачнел. Только что тискал Раечкину ручку,
восхищался ее пальчиками с длиннющими ногтями (наращены в маникюрном салоне, но
Димке такие подробности знать совершенно ни к чему, пусть думает, будто с
такими ручонками Раечка и уродилась!), игриво тыкался носом в щечку и тянулся к
губкам, однако Раечка кокетливо уворачивалась... теперь она не стала бы
уворачиваться, но Димка уже к ней не тянется.
– Дим, да ладно тебе. Что я такого
сказала? – Раечка ласково пристукнула по его колену. – Ну Ди-им...
– Знаешь, Райка, – вдруг сказал он,
вставая, и у нее нехорошо забилось сердце от этого его тона, от этого имени:
раньше никогда, ни разу он не называл ее «Райка» или даже «Раечка», только
ласково и необыкновенно – «Раисенок», – забудь, о чем я тебе говорил,
ладно?
– В смысле? – насторожилась она.
– Ну, ты права: это глупость была – просить у
твоего отца деньги под мой проект. Конечно, он не даст. Никаких гарантий,
никакого поручительства. И ладно бы еще на счет перевести, а то ведь наличка
нужна... Этот мужик свой товар не афиширует, отдаст его только за живой налик.
Конечно, какой нормальный человек такие деньжищи просто так отдаст незнакомому
пацану, которого дочка, можно сказать, с улицы привела? Я-то про себя точно
знаю, что я не кидала, не лохотронщик, не аферист, но людям-то этого вот так
сразу не понять. Может, я и не мудак, конечно, но и умником меня не назовешь.
Показалось Раечке или в самом деле голос у
Димки при слове «мудак» сделался каким-то не таким?..
Обиделся? Неужели до такой степени можно
обидеться из-за какой-то ерунды?
– Дим, да ладно, – снова пробормотала
она. – Да плюнь, ну ерунда это...
– Райка, пошли, смотри, одиннадцать уже. Опять
будем твою маршрутку ждать до полного отмерзания конечностей! А потом придется
тебе на такси ехать.
Димка торопливо сгреб на поднос пустые
стаканчики из-под кофе и сандэя, красные фирменные пакетики из-под жареной
картошки, бумагу из-под биг-маков, сунул все это в мусорный контейнер (он был
жутко аккуратен и просто-таки изводил Раечку тем, что норовил сам убрать за
собой посуду в любой кафешке, куда они заходили, иной раз доводя до шокового
состояния официантов) и чуть ли не силком поволок девушку прочь из теплого,
вкусно пахнущего нутра «Макдоналдса» на засыпанную снегом, продутую ветрами
улицу.
– О, смотри, 185-я идет! Вот повезло!
Да, повезло, конечно: ведь эта маршрутка шла
буквально до Раечкиного подъезда. От всех других приходилось топать чуть ли не
квартал, а пройти глухим вечером даже один квартал по автозаводским дремучим
чащобам – это иногда то же самое, что по минному полю ползти или под обстрелом
побывать. Чревато... Обычно эту маршрутку приходилось ждать невесть сколько. Но
какой черт ее принесло именно сейчас? Они ведь даже не успели ни поговорить
толком, ни проститься!
