– Погоди пока что, мы уже около
«Этажей», – сказал Раечкин отец. – Вон эти двое – твои дружки, что
ли? Которые у входа топчутся? Честно скажу тебе: мне не нравится, что ты
приятелей на такое дело, как эксперимент, притащил. Я бы предпочел вообще
независимых, как говорится, экспертов.
– Вы не совсем правильно это понимаете,
Альфред Ахатович, – официальным тоном проговорил Дима. – Да, ребята
вместе со мной учатся в Водном институте, но это-то и хорошо! В нашем
эксперименте должны участвовать люди доверенные, свои, можно сказать, которым я
в случае чего морду мог бы набить, а они бы потом милицию не вызвали. А что до
драки дойдет, я почти уверен. Раечка и сама по себе очень привлекательная
девчонка, а уж с этими духами-то... вы сами ужаснетесь, какое впечатление она
на парней может произвести. Именно поэтому я хочу, чтобы мы с вами непременно
респираторы плотные надели – я вон привез, – он похлопал по своей сумке.
– Респираторы?! – взвизгнула
Света. – Вот еще! Я не буду сидеть в наморднике, как собака!
– Вам и не понадобится, – не поднимая на
нее глаз, скромно сказал Дима. – Женские феромоны женским же
вомероназальным органом не воспринимаются, ну, разве что, в редких случаях,
усиливают негативное отношение к особе, которая эти феромоны особенно сильно
источает.
Света покосилась на Раечку через плечо, но тут
же отвернулась, и та могла бы честное слово дать, что мачеха в это мгновение
подумала: «Да я эту девчонку и так терпеть не могу, ну а с твоими феромонами ее
вообще задушу, наверное!»
– Погоди, я тоже не понял, – с досадой
вмешался отец. – А мне респиратор на х..? Я ж Райкин родной отец, на меня
ее феромоны ни ... действовать не будут, так или нет?
Раечка поняла, что отец очень взволнован.
– Родственные отношения на снижение
реактивности вомероназального органа не оказывают влияния, – сухо ответил
Димка, и Раечка чуть не задохнулась от гордости за своего парня, который способен
изрекать такие умные вещи, знает такие умные слова. – Конечно, в случае
чего и я вам дать по морде смогу, чтобы Раечку защитить, но ваши с ней
отношения это уже навсегда испортит. Поэтому лучше не рисковать.
– Есть выход, – сказала Света, с видом совершенной
незаинтересованности поглядывая в окно на двух Диминых приятелей, которые
терпеливо переминались с ноги на ногу в вежливом ожидании, когда их позовут.
Один из парней был невысоким, худеньким, в короткой курточке, сильно
расклешенных джинсиках и смешной повязке на рыжеватых волосах, другой – высокий
красивый блондин с капризным выражением любимца девушек на несколько обрюзгшем
лице. – Зачем девчонку такой психологической травме подвергать? Давайте я
этими феромонами намажусь, и тогда никому из вас не понадобится сидеть в
респираторе.
Голос у нее был деловой-деловой, но Раечка
едва не задохнулась от ярости, представив, как отец дерется с тремя одуревшими
от желания молодыми парнями, пытаясь отстоять честь своей беспутной жены. И
Димка... это сейчас Димка на Свету даже не смотрит, а если она намажется этими
ужасными феромонами?! Да Раечка просто умрет, если в ее присутствии Дима начнет
домогаться какой-нибудь другой женщины, особенно такой пожилой, как
тридцатилетняя стерва Светка!
Раечка никогда слова поперек не говорила новой
отцовой жене, боясь испортить с папой отношения, но сейчас за ней не заржавело
бы и послать Светку далеко и даже еще дальше, чем на три буквы. Однако ее
вмешательства не понадобилось. Альфред Ахатович обернулся к супружнице... и Раечка
сконфуженно покосилась на Диму: все-таки не слишком хорошо, что он слышит такие
слова от ее отца. Димка – он ведь очень чувствительный. Если уж на мудака
какого-то несчастного так болезненно среагировал...
Димка, впрочем, словно и не слышал ничего неформального
– сидел с совершенно отрешенным видом, уставившись в окошко.
Наконец Альфред Ахатович, доведя жену до
состояния побитой собаки, пусть и словесно, малость успокоился и отдал команду
вылезать из машины. Настало время эксперимента!
* * *
Итак, вместо того, чтобы птицей долететь до
служебного входа в магазинчик, Алена туда натурально доползла, придерживая
одной рукой поясницу, а другой – сердце, которое вдруг тоже зашлось – видать,
за компанию. Узкоглазый уставился ошарашенно: ну, конкретно, не мог понять, как
же его угораздило назвать девушкой эту бабушку. Помирающую от любви, заметим в
скобках...
– Это вы, что ли?! – выдохнул продавец –
такое впечатление, еле ворочая языком от изумления.
– Да, а что такое? – сердито выдохнула
Алена, изо всех сил пытаясь держать спинку.
– Алена Дмитриева?! Писательница? А я смотрю,
вроде лицо знакомое! Я был на встрече с вами в городской библиотеке в прошлом
году, вы мне там даже книжечку, «Любимый грех» называется, подписали: «Равилю
Хаметдинову желает счастья его знакомый автор», – гордо процитировал
парень. – У меня ее в училище (я в театральном учусь, здесь просто работаю
в свободное время) до дыр зачитали, эту книжку. А вы правда с балкона прыгали в
этом, как его...
Равиль Хаметдинов деликатно замялся, не зная,
как назвать бордель для утех богатых дамочек, с балкона которого прыгала
героиня романа Алены Дмитриевой... Может быть, и она сама шалунья, ох,
шалу-унья...
[7]
Алена только интригующе усмехнулась в ответ:
авантюры двухлетней давности давно отошли для нее в область преданий, а те, с
кем она в оные авантюры пускалась... иных уж нет, а те далече, как поэт некогда
сказал! Для этой легкомысленной сочинительницы и искательницы приключений имел
значение только день нынешний, слегка – день грядущий, но уж никак не день
минувший.
Тем более – сейчас! В сей судьбоносный миг!
– Это художественный вымысел, Равиль, –
изрекла она веско, устремляя на своего читателя и почитателя самый серьезный
взгляд, на который только была способна. – Давайте лучше поговорим о
реальных событиях.
– Давайте, – покорно кивнул Равиль,
таращась на Алену все с тем же восторженным изумлением и, чудится, уже забыв, в
каком неприглядном, в каком разобранном виде она только что предстала перед
ним.
Итак, этот строптивец был мягкой глиной в ее
руках! И Алена, моментально забыв о хондрозе, простреле, сердечных спазмах и
прочих недугах обыкновенной женщины, а не знаменитой писательницы-детективщицы,
немедленно принялась лепить из этой глины то, что ей требовалось: ценного
свидетеля.
– Вы видели человека, который выбежал из
«Барбариса»? Как он выглядел?
