Раечка повернула голову туда, куда указывала
Света, – и остолбенела... Она и рада была бы крикнуть, да подавилась
собственным голосом при виде Левы, который, глядя на нее мрачными, безумными
глазами, вскочил с кресла, рванул «молнию» на своих джинсах и извлек оттуда...
Что это? Что это там такое?
Такого Раечка в жизни своей не видела! Такого
просто не бывает! Не может быть!
* * *
Во дворе около подъезда опять обнаружилась
машина отдела охраны. Увидев ее, Алена немножко подержалась за сердце, потом
заставила себя принять спокойный вид и подошла к охранникам, которые на сей раз
заняты были не кроссвордом, а сканвордом из многоумной газетки, которая так и
называлась: «Сканворды».
Алена постучала согнутым пальцем в стекло.
– Здрасте, Елена Дмитриевна, – сказал
Славик. – Не пугайтесь, все в порядке. Просто сработала сигнализация – ни
с того ни с сего. Мы приехали, посмотрели. Все нормально. Она опять, опять...
видимо, заклинило что-то. Или замкнуло. Мы решили остаться на всякий случай.
Ну, раз вы уже пришли, мы поехали?
Алена мрачно покачала головой. В аналогичном
случае она застала в своей квартире господина Саблина и его телохранителя. Не
хотелось бы наткнуться сейчас на персонаж из его романа! В смысле, на господина
Гнатюка.
– Пожалуйста, давайте вместе поднимемся,
проверим, как там, все ли в порядке, – попросила она. – Как вы
думаете, почему там что-то замыкает?
Славик с видимой неохотой выбрался из машины,
одернул куртку, которая казалась слишком толстой и неуклюжей из-за поддетого
под нее бронежилета, и потащился позади Алены на третий этаж. Впрочем, на
последнем лестничном пролете он обогнал даму и перед дверью оказался первым –
принимать огонь на себя, надо полагать. Открыл дверь запасными ключами, которые
хранились в отделе охраны и брались с собой на выезд, сам позвонил на пульт,
прошелся по комнатам, с самым серьезным видом заглянул в ванную и туалет, даже
дверь коридорной ниши открыл.
– Все в порядке! – отрапортовал
браво. – Разрешите идти?
– Идите, – не сдержалась, хихикнула
Алена.
– Вы бы, Елена Дмитриевна, телефонного мастера
вызвали, – сказал Славик, уже ступив на порог. – Может, у вас
аппараты барахлят, а нам из-за этого лишняя морока. Или дайте заявочку линию
простучать. Договорились? Сделаем?
– Завтра же сделаем!
Заперев за Славиком дверь, Алена кое-как
пошвыряла в стороны сапоги, шубу, шарф, сунула ноги в тапки и ринулась к
компьютеру. Притопывая от нетерпения, дождалась, когда он нагреется, и открыла
файл, который у нее был сохранен под названием «Заказной роман». Забегала
курсором по экрану, выискивая нужный абзац...
– Не он, конечно, – облегченно вздохнула
Алена, найдя наконец то, что искала.
Ах, не он, не он, вскрикнула Марья Григорьевна
и упала в обморок. Или это была не Марья Григорьевна? Как ее звали, ту барышню
из «Метели»? Марья Кирилловна – это из «Дубровского», Марья Ивановна –
«Капитанская дочка», а в «Метели» кто? Можно пойти посмотреть собрание
сочинений Пушкина, однако отчество бедняжки Марьи сейчас интересует Алену
Дмитриеву в последнюю очередь. Куда важнее то описание внешности Гнатюка,
которое она прочла в первой части истории Ивана Саблина: Гнатюк «был очень
низкорослым, гораздо ниже моего плеча, и он был толстый, просто-таки круглый, лысый,
одетый во все светлое и, это сразу понял даже я, мальчишка, в очень дорогое.
Собственно, он был не совсем лысый: какой-то светленький легкомысленный пушок
на его макушке имел место быть, и из-за него он имел необычайно добродушный
вид. И хотя черты лица добродушием не отличались: они были набрякшими,
тяжелыми, небольшие глазки, запрятанные в складках кожи, придавали лицу вид
хитрый и даже опасный, – широкая улыбка смягчала это впечатление. И
довершал дело голос: глубокий, мягкий, какой-то даже уютный, этот голос был бы
под стать изящному и благородному Атосу, а не какому-то... гному».
Определенно не он. Этот Гнатюк и правда гном.
Тот, которого сегодня видела Алена, типичный Кощей – высокий, тощий, лицо у
него костистое, череп бритый, глаза большие и прозрачные... правда, костюм тоже
дорогой. Что же касается голоса...
Голос тоже соответствует описанию Саблина:
мягкий, бархатистый.
Алена отвернулась от компьютера, придвинула к
себе листок и принялась рассеянно черкать по нему карандашом. Рисование
всяческих загогулин, загадочных профилей, а также цветов было ее любимым
средством сосредоточиться. Помогало также написание ключевых слов
задачки-загадки и пририсовывание к ним ножек, ручек, крылышек, кудряшек,
бантиков...
Глупости все это. Подумаешь, голос!
Или не глупости? Предположим, Саблин нарочно
нарисовал неверный портрет своего приемного отца, исказив его до
неузнаваемости. И вообще, очень может статься, что даже это имя – Гнатюк Олег
Михайлович – выбрано наобум Лазаря. Первое попавшееся, которое пришло на ум или
которое попалось на глаза в телефонной книге. Так что этот Гнатюк из
«Хамелеона» чист аки агнец...
Нет. Вернее, да. Да, он был бы чист, аки
агнец, если бы ему не принадлежал «БМВ» с тремя восьмерками в номере, который
был замечен дважды в очень непростом месте и в весьма опасное время. Или Алена,
по обыкновению всех дам-детективщиц привыкшая нагнетать сюжетные коллизии,
видит криминал там, где его нет и быть не может, или все совсем непросто с этим
Гнатюком Олегом Михайловичем!
Алена задумчиво рассматривала каракули и
загогулины, выведенные карандашом как бы без ее участия. В такие минуты, по
мнению психологов, приоткрываются глубины подсознания. Ну и что там происходит,
в ее глубинах? Вот этот острый-преострый кинжал, нарисованный ею, что означает
он? Фаллический символ ее тоски по Игорю и его жаркому телу? Знак ее
внутреннего беспокойства и страха? Или невольное предсказание будущего?
Саблин мог дать в заказном романе искаженный
портрет своего покровителя, затем ставшего врагом и соперником, и указать его
подлинные фамилию, имя и отчество. Саблин мог нарисовать его подлинный портрет,
но дать первые попавшиеся на ум фамилию, имя и отчество.
Так, уже ум за разум заходит!
Просто взять да и отмахнуться от этих
размышлений мешало одно. Алена не верила, что вся история Саблина – выдумка.
Конечно, эта затея с литобработкой романчика могла бы показаться безобидным
баловством богатого человека, когда бы не способ, которым заказчик вступил в
отношения с писательницей Дмитриевой. Этот способ вполне можно было назвать
извращенным...
