– Еще бы, – ответила Дмитриева, –
сейчас же очередная волна какого-то там гриппа...
Она стащила колготки и теперь засовывала свои
телеса в тугие лосины, в которых щеголяла на тренировках.
Что характерно, засовывала она их без особого
труда. А вот у Раечки вечно лосины трещали и даже рвались! Потому что у
Дмитриевой никаких телес не было, а вот у Раечки...
Она кашлянула – от злости даже в горле
запершило.
– Нет, я к гриппу не имею отношения, я не
терапевт, – засмеялась Валентина. – Я окулист. Я оптическими линзами
занимаюсь. Ну, мне кажется, сейчас какой-то бум начался. Впрочем, с другой
стороны, с линзами куда удобнее, чем в очках, они не запотевают, их не уронишь,
не разобьешь. Ухаживать тоже нужно, да, и глаза от них устают, но все равно
линзы – это классно, конечно.
Алена Дмитриева сняла свитер и осталась в
одном лифчике. Красивом таком – розовом с малюсенькими белыми розочками. И
лямочки были украшены розочками. И то, что лежало в чашечках лифчика, тоже
оказалось розовеньким и довольно пышненьким.
Раечка аж зубами скрипнула. Нет, это
несправедливо, несправедливо! Она такая толстая, зад вон как оттопыривается, а
груди при всем при том практически нет! Какие-то пупырышки торчат, вполне можно
без лифчика обходиться. А у этой... и ноги, и грудь... и с возрастом не
уменьшаются-а-а!
– А какие линзы чаще спрашивают – лечебные или
декоративные, чтобы цвет глаз изменить? – спросила писательница, надевая
серую футболку с маленькой вышивкой на груди: Paris. Типа, она была в Париже и
всякое такое.
Ну и что? Раечка тоже была, но не кричит об
этом на всех перекрестках. И лейблов никаких на себя не ляпает. Подумаешь, Париж!
Да в нем теперь все побывали, у кого только деньги есть! Она и на Крите была,
там гораздо веселей, чем в этом Париже, где вообще одни музеи.
– Да поровну. Причем многие из тех, кому нужны
линзы с диоптриями, просят выписать цветные. Чтобы заодно и зрение, и цвет глаз
скорректировать, – охотно ответила Валентина.
Раечка покосилась на нее угрюмо: ну ведь ты
уже оделась уходить, чего стоишь, как пришитая? Этим старым теткам лишь бы
потрепаться ни о чем.
– Ну и какого цвета глазки нынче в
моде? – не унималась Алена Дмитриева.
А с чего бы, скажите на милость, она этим так
заинтересовалась, насторожилась Раечка. Небось решила цвет своих выцветших
глазенок сменить? Ага, сегодня они у нее серые, а завтра, бах, к своему
кавалеру, ну, этому, который часики «Ориент» посеял, придет вся такая
черноглазая, такая внезапная, он и рухнет от смеха: совсем, скажет, моя бабуля
спятила!
– Карий, вы знаете, – гордо сообщила
Валентина, у которой были очень красивые темно-карие глаза. А может быть, она
тоже носила линзы?.. – Впрочем, нет, Алена, утверждать не могу.
Зеленоглазые девушки просят преимущественно карие линзы или синие. А сероглазые
хотят зеленый цвет или голубой.
– А темноглазые?
– Ну, нам сложнее, – с нескрываемым
удовольствием покосилась на себя в зеркало Валентина. – С таким цветом,
как у меня, например, можно только носить зеленые линзы или совсем уж
ненатурального синего цвета, потому что если я захочу что-то светлое, то
получится неопределенно-грязный оттенок. Все-таки цвет радужки очень влияет на
окончательный результат. Правда, многие девчонки не хотят этого понимать,
требуют с пеной у рта именно тот цвет, какой им понравился. Приходится долго
примерять, уговаривать их – ну посмотрите, ну это же вам не идет и не может
идти! Конечно, иногда цветные линзы способны украсить человека, но в основном
природа не ошибается, она подбирает именно то, что человеку нужно, чего он
достоин.
Раечка выдохнула, чтобы застегнуть джинсы, и
насупилась. Ага, значит, если у нее эти отвратительного песочного цвета глаза,
которые она изо всех сил пытается назвать зелеными, то она ничего лучшего не
заслуживает? А Алена Дмитриева может незаслуженно сиять и сверкать этими своими
огромными глазищами, которые меняются под цвет одежды, так что никаких линз не
надо! Честное слово, Раечка сама видела! Когда она в сером, как сейчас, глаза у
нее серые, в зеленом – зеленые, а в голубом – голубые. Вот только чернеть не
могут, зато краснеть, злорадно подумала Раечка, зато краснеть могут, и еще как!
Она торжествующе натянула на себя свитер с
такой ретивостью, что в воротнике даже треснуло что-то. Звук получился
поганенький – полное впечатление, будто Раечка украдкой пукнула.
Алена и Валентина, эти две вежливые грымзы,
конечно, сделали вид, будто не слышат ничего, хотя, конечно, слышали, слышали,
и у Алены очень выразительно дрогнула бровь.
Раечка закусила губу, чтобы не зарыдать,
потому что слезы так и прихлынули к глазам. Ну что за стервозная тварь ее
судьба, ну почему такую подлянку подстраивает на каждом шагу?! Главное, ведь не
станешь оправдываться: ничего такого не было, вы не подумайте?!
Ужас!
Она всегда жалела, что такого маленького роста
уродилась, а сейчас захотелось еще пуще уменьшиться, вообще в землю врасти!
Согнулась, ссутулилась, скукожилась – кинулась было к выходу, да споткнулась о
мусорную корзинку, опрокинула ее – к счастью, пустую, только мандариновые
очистки там валялись. Интересно, кто это мандарины лопал в раздевалке
шейпинг-зала? Нельзя ведь три часа до, три часа после ничего есть, даже
фруктов! Начала подбирать их, и в это время закурлыкал-замурлыкал ее «Samsung».
Господи, нет у нее сейчас времени разговоры разговаривать!
Выскочила в гардеробную, сорвала с вешалки
куртку, подхватила сапожки – телефон по-прежнему пел-распевал свою назойливую
песенку. Дежурная и тренерша уставились на Раечку изумленно: у нее телефон
заливается, а она вроде как оглохла.
Глупо, конечно.
Схватила телефон, раздраженно отколупнула
ногтем крышечку – и ошеломленно уставилась на дисплей, на котором мелькали
разноцветные буковки: «Димка».
Димка?!
– Алло! – закричала она, от волнения не
слыша своего голоса. – Димка!!! Миленький! Это ты?!
– Ну да, а кто ж еще? – отозвался любимый
голос – грустный-прегрустный. – Приветик, Раисенок! Ты как?
– Куда ты пропал? – Она кричала изо всех
сил, но почему-то казалось, что говорит ужасно тихо, что Димка может не
расслышать. И еще почему-то казалось, что этот крик – будто прочная веревка:
чем громче Раечка орет, тем крепче его привязывает, тем больше надежда, что
связь не прервется, что Димка никуда не денется.
– Тише, не кричи так! – донесся до нее
голос Димки. – У меня уже в ушах звенит. Я хорошо тебя слышу. А ты? Или
мне перезвонить?
