– Должен вас огорчить, – перебил ее
«хам», он же – «мстительное чудовище», он же – «герой ее романа», он же...
etc. – Я в жизни не сделал ни одной пластической операции. Я вообще не
хирург.
Алена даже поперхнулась от неожиданности:
– Так вы не Саблин?!
– Саблин, я же сразу представился – Саблин
Иван Антонович.
– Это про вас написано в... моем
романе? – Она отчетливо подавилась словом «моем».
– Ну да, я же признался, что я ваш
герой, – ехидно ответил он. – Правда, когда я ваше рукомесло читал, у
меня не исчезало ощущение, будто речь в нем идет о ком-то другом. И все-таки,
пожалуй, некоторым образом обо мне...
Алена снова поперхнулась – на сей раз пытаясь
удержать вопросы, так и сыпавшиеся с языка.
– Ладно, – наконец сказала она как можно
более злобно. – Все это для меня слишком сложно. Слишком! Просто уши
вянут! Надоело слушать всякую ерунду! И разговаривать с вами я ни о чем не
хочу! Завтра электричкой в три пятнадцать я уезжаю к подруге в Маленькую – и
наплевать мне на все на свете, понятно вам? На вас, на Гнатюка, на Омелину, на
«Хамелеон», на игры вокруг «Барбариса»... – Она умолкла, чтобы перевести
дух, который и в самом деле захватило.
«Ой, что же я делаю, что делаю, они же меня
слушают!» – вот была мысль, от которой и захватило дух.
– Погодите, – озадаченно проговорил
Саблин. – А вы откуда... то есть я хочу сказать, зачем вы едете в
Маленькую? Вы что, решили прожить жизнь персонажей своего романчика? Пройти их
путем? Как Ливингстон – путем Стэнли?
– Во-первых, это Стэнли шел путем
Ливингстона, – холодно ответила Алена. – Во-вторых, Ливингстон не был
персонажем романчика Стэнли. В-третьих, какое вам дело до того, зачем я еду в
Маленькую? Предположим, у меня там подруга живет, и я еду к ней на день рождения?
А? Чем плоха причина?
– Похоже, Гном не ошиблась в выборе
партнера, – проговорил Саблин после недолгого молчания, в которое Алена
вслушивалась так трепетно, как вслушивалась, пожалуй, только в самые нежные
признания Игоря... Между нами говоря, он был на нежные признания не щедрее, чем
некто Шейлок – на безвозвратные ссуды и беспроцентные кредиты. – Вы с ней
вполне достойны друг друга.
– Вы мне льстите, – хмыкнула
Алена. – И вот что еще, под занавес нашего разговора. Не звоните мне
больше. Ни-ког-да! Вам все понятно?
Она положила трубку и некоторое время постояла
рядом с телефоном, задумчиво на него глядя.
Поскольку Саблин больше не позвонил, похоже,
ему и впрямь все было понятно.
А кому еще? И что именно?..
Итак, тигр уже нашел свою собачку и даже, такое
впечатление, начал сшибать когтистой лапой замок клетки.
Клетки-ловушки, заметим в скобках...
Алена еще немножко постояла у телефона, потом
пошла в комнату, забилась в любимый уголок дивана, укуталась в серую вязаную
шаль, подтянула коленки к подбородку, уткнулась в них и принялась думать над
тем, как жить дальше.
Как и сколько.
* * *
Конечно, он малость перестраховался, подумал
Димка, с блаженной улыбкой погружаясь в горячую воду. Почему решил, что Моська
с револьвером в руке будет торчать за дверью его квартиры, подкарауливая его?
Небось умается торчать тут денно и нощно. И, само собой, дома не оказалось ни
души. Хозяйка, конечно, кантовалась у дочки, нянькалась с малышкой. Ну и
отличненько.
Так хорошо, так пусто, так тепло. АГВ –
замечательная штука все-таки. Когда у него будет дом, он обязательно устроит у
себя АГВ, чтобы не зависеть от коммунальных причуд. Чтобы всегда, когда хочешь,
включить отопление – и греться, греться...
Он прошелся по комнатам, наслаждаясь
одиночеством и безопасностью. Половицы чуть поскрипывали, лунные квадраты
лежали на полу; пахло засушенными цветами, которыми хозяйка любила украшать
комнаты. Жаль будет расставаться с этой квартиркой, конечно. Ну ничего, если
удастся расколоть Райкиного папашу, у него будут деньги на квартиру получше! А
если нет...
Да что толку думать о будущем, тем более – о
печальном будущем? Добро бы о счастливом...
Есть люди, которые умеют жить одной минутой.
Димка Лямин был именно из таких. Сейчас ему чудилось, что не было у него более
счастливого мгновения, чем вот это, проведенное в горячей-прегорячей, пахнущей
хорошим шампунем воде, которая словно бы вымывала из его тела усталость и
напряжение, из его коротко остриженной головы – безнадежные мысли, тоску и
неуверенность в будущем. Он погрузился в дивную водичку с головой и полулежал
так, пока хватило дыхания и пока не озябли торчащие наружу коленки. Высунулся,
на миг разлепил мокрые ресницы, снова зажмурился, глотнул воздуха – и опять
погрузился с головой, мимолетно отметив, что его старый-престарый, вытертый,
уютный и любимый, с вылезшими махрами (Костиком Катковым, между прочим,
подаренный со своего барского плеча) халат, висящий у двери на крючке, очень
похож на фигуру человека. Причем, что характерно, размышлял Димка, блаженно
булькая душистой водой и пряча в нее то одну коленку, то другую, что
характерно, эта фигура не мужская, а женская. Женщина одета в короткую
курточку, которая плотно облегает ее ладненький стан, у нее стриженые волосы с
перемежающимися черно-белыми прядями, неприятное лицо с обвисшими по-бульдожьи
щечками, а в руке...
Что за гнусные глюки лезут в голову?
Привидится же такое: будто там, в углу около двери, стоит, прислонившись к
косяку, Моська с пистолетом в руке.
Ох, достали, достали эти друзья, Гном и
Моська, нет спасенья от них даже в ванне, полной душистой, пышной мыльной пены!
Димка вынырнул, смахнул с глаз воду, открыл их
– и взвизгнул, и взвился было, вскочил, но снова рухнул в ванну и замер,
чувствуя себя так, словно приятно горячая вода в одно мгновение сменилась
крутым кипятком, в котором бедный Димка Лямин и сварился – всмятку или вкрутую,
это уже не важно, кулинарные детали не имеют тут никакого значения, но сварился
и остался бездыханен, безгласен и недвижим... И он знал, что глаза его
испуганно вытаращены, словно у красной вареной креветки.
– Осторожно, – заботливо сказала Моська,
приветливо помахав пистолетом. – Не утони, а то что я буду с тобой делать?
Искусственное дыхание изо рта в рот?
Как ни был Димка перепуган, при одной мысли о
такой перспективе его снова затрясло, аж вода в ванне рябью пошла.
Уродливое лицо Моськи вдруг исказилось
судорогой такой боли, что Димка забыл на миг о страхе и вылупился на нее, но
тут же Моська натянула на себя эту свою всегдашнюю мрачную бульдожью маску, и
Димка решил, что ему почудилось.
Она же робот. Она ничего такого чувствовать не
должна. Просто не способна!
