Глава 21
ТЕПЕРЬ МЫ В РАСЧЕТЕ
Нельзя было сказать, что граф де Ламбер сидел сложа руки и ждал, когда Савелий преподнесет ему на блюдечке горсть тихоокеанских алмазов. Не таков он был, не из той породы.
Во-первых, граф свел знакомства с представителями торгово-промышленной элиты Москвы, причем с самой молодой ее порослью, менее осторожной, более рисковой и склонной к авантюрам. Такие знакомства, несомненно, пригодятся ему, когда подойдет пора осуществлять вторую часть его грандиозного плана. А она должна была начаться с появлением у него на руках полинезийских алмазов. Что Савелий добудет их, в том Артур нимало не сомневался. Родионова он хорошо знал еще по прежним годам, считал его за чистодела и специалиста высочайшего класса, равного которому не имелось во всей Российской империи, и если бы не подстава его бывшей любовницы Вронской, полиции никогда бы не удалось заполучить его в свои сети.
Так что оставалось ждать, заводить полезные знакомства и… развлекаться, благо в Москве было где это сделать.
Некто Игорь Николаевич Северин, владелец нескольких чугунных заводов и текстильных фабрик, человек тридцати трех лет, с которым Артур сошелся в Москве ближе, чем с иными представителями торгово-промышленного капитала, познакомил «графа» с семейством Сухановых, состоящим из одних женщин.
Старшей в этом роду была Марья Потаповна Суханова, знаменитая московская купчиха-миллионщица, принявшая дела покойного мужа в свои руки и умножившая его состояние за пятнадцать лет вдовства ровно в десять раз. Дела она вела сама, хватка у нее была почище мужниной (а Игнат Суханов считался некогда на Москве самым процветающим и удачливым купцом), и многие купцы не считали зазорным для себя поучиться у Марьи Потаповны уму-разуму и перенять кое-что из ее опыта. Некоторые из них самым пристальнейшим образом следили за ее деятельностью, а главное, за вложениями, которые она делала в те или иные предприятия, и затем вкладывались в те же предприятия сами. Результат всегда был однозначен: все купцы, повторяющие действия Марьи Сухановой, хоть и имели меньше ее, потому что шли следом, однако всегда оставались с приличным «наваром». Нюх на прибыльные дела у Марьи Потаповны был феноменальным.
Несмотря на свои сорок с небольшим, Суханова замуж вторично не вышла, хотя за пятнадцать лет вдовства к ней сватались и делали предложения руки и сердца как купцы и промышленники, так и представители «изящных» и звучных дворянских фамилий. К примеру, лет восемь назад ей делал предложение князь Петр Долгорукий, отпрыск обедневшей ветви знаменитого рода, заложивший свое последнее имение в Костромской губернии в Опекунский банк. И дело было не в том, что Петр Ильич был нищ как церковная мышь. Марья Потаповна как раз мечтала породниться с каким-нибудь знатным родом (и богатство тут не имело никакого значения), однако сделать это хотела посредством дочерей, которых у нее насчитывалось шесть душ и коих она подняла сама, без чьей-либо помощи. Дело было в том, что мужа своего, Игната Филипповича Суханова, Марья Потаповна очень любила и память о нем блюла так нежно и истово, что не желала больше связывать свою судьбу ни с каким мужчиной, пусть даже и самым лучшим из них.
Еще сватался к ней Петя Вельяминов, друг ее юности и также весьма знатный родом, однако и ему было отказано, хотя лучшей партии для нее было и не сыскать. Вся жизнь Марьи Потаповны после ухода первой гильдии купца Игната Филипповича Суханова в мир иной была подчинена и сосредоточена на дочерях и на деле. И в обоих случаях результат получился весьма славный. Про дело было уже толковано, а что касается дочерей, то всем им Марья Потаповна дала приличное воспитание, а о сказочном приданом для них, приготовленном матерью, можно было и не говорить. Ко времени знакомства Артура с Сухановой одна дочь, Алевтина, по достижении совершеннолетия уже была выдана замуж за гвардейского поручика Деева, столбового дворянина, а вторая только-только начала «выезжать в свет». Четыре младших дочери пребывали еще в нежном возрасте, и до замужества их им было еще довольно далеко.
Надо сказать, что Суханову считали за честь принимать в самом высшем московском свете. И не только из-за ее миллионов, что, конечно, придавало ей значимости, но, по большей части, из-за того образа жизни, который она проповедовала. Все знали ее историю, отдавали дань ее уму и терпению, мужеству и самопожертвованию. Чтили и уважали ее как мужчины, так и женщины, но последние – пожалуй, поболее. На одном из званых обедов, даваемых супругой московского вице-губернатора, Артур, так же приглашенный, как и Суханова, и познакомился с ней посредством вышеозначенного Игоря Николаевича Северина. Они немного поговорили ни о чем, после чего Артур, очевидно, приобретший расположение купчихи и достаточную симпатию, был приглашен ею на ужин.
– Приходите к нам завтра, – сказала ему купчиха, коснувшись его руки. – Будут все свои, так что вы не будете испытывать неудобств. Вот и Игоря Николаевича, – она посмотрела на Северина, – я тоже приглашаю.
– Не премину и сочту за честь, – ответил Северин, польщенный приглашением. Он был как раз одним из тех, кто не считал зазорным поучиться малость у бабы купеческой сноровке. И ежели считать, что от неудачника надобно держаться подальше, чтобы не подцепить от него заразу незадач, стало быть, с человеком везучим, каковым, несомненно, являлась Марья Потаповна Суханова, надлежит бывать рядом как можно чаще, дабы заразиться от него удачливостью. Чему Игорь Николаевич и был искренне рад.
На званом ужине, что устроила «только для своих» Суханова, и правда были в основном купцы и промышленники Москвы, в большинстве своем так или иначе знакомые Артуру. Было и несколько дворян, не брезгующих торговлишкой, однако из «титулованной знати» он был единственным. «Граф» познакомился со всеми дочерьми Марьи Потаповны, которые действительно были одна прелестнее другой. Особенно ему приглянулась Анна, та, которая уже начала выезжать в свет, то бишь была на выданье. За столом они сидели напротив друг друга, и их взгляды несколько раз встречались, из чего Артур мог сделать вывод, что Анна им интересуется. А потом как-то так случилось, что Артур стал бывать в особняке Марьи Сухановой все чаще и оставаться на более длительное время, и по Москве поползли слухи, что у второй дочери Марьи Потаповны появился жених. Знатный, богатый и, кажется, француз…
– Да русский он, – говорили в самых лучших московских гостиных. – Просто предки его были французами.
Этот вопрос волновал и Марью Потаповну. Однажды она напрямую спросила его об этом.
– Интересуетесь? – спросил ее Артур.
– Ну а как же? – просто ответила купчиха. – Молодой человек, то есть вы, бывает в моем доме, вам симпатизирует моя дочь, а я даже не знаю, кто ваши родители?
– Что ж, извольте.
И Артур поведал ей душещипательную историю, которая была сочинена им года три назад и которую он уже не единожды рассказывал по разным поводам. Начиналась история рассказом про отца, который несказанно и безгранично полюбил княгиню Рюриковну, а она – его, результатом чего явился ребеночек, которого княгиня, обливаясь слезами, оставила в Париже, вернувшись к своему мужу-князю в Россию, когда оттуда пришло известие, что ее венчанный муж тяжко заболел. Все дни и ночи бедная княгиня проводила у его постели, скрашивая его последние денечки и, верно, отдавая дань за прегрешения, сотворенные ею в Париже, умерла на год раньше его.
