– Она? – Холодок, закравшийся Севе под кожу, сделался ледяным.
– Да. – Генерал вздохнул. – Моя бывшая любовница, с которой я был вынужден расстаться, потому что о нашей связи узнала моя жена и я обещал прекратить с ней всякие отношения. Это теперь я понимаю, что Ксения никогда и не любила меня и ей нужно было от меня только одно – подарки и деньги. Вот их она любила по-настоящему. И когда я с ней порвал, она сказала, что не оставит меня в покое, покуда я не выплачу ей, как она выразилась, «моральную компенсацию». Она везде и всюду преследовала меня, не давая ступить и шагу. Скоро в Петербурге нам двоим стало так тесно, что я был вынужден подать рапорт с просьбой о службе где-нибудь в ином месте. И получил назначение в Нижний Новгород. Но она достала меня и там, продолжая требовать денег и не давая проходу. Тогда я оставил Нижний и перевелся сюда, в Казань. Но она снова последовала за мной… Куда же вы?
Но Сева уже не слышал этого вопроса. Он буквально летел, не разбирая дороги, и в голове молотом, нет, кувалдой стучалась одна мысль: не может быть, не может быть…
В усадебку Ксении на Грузинской улице он ворвался смерчем. Но дом был пуст. Завидев во флигеле какую-то женщину, Сева бросился к ней:
– А где… женщина, что проживала здесь?
– Ксения Михайловна? – Женщина с любопытством посмотрела на Долгорукова.
– Да, да, – нетерпеливо произнес Всеволод Аркадьевич.
– Так она съехала.
– Куда?!
– Сказала, в Петербург, – удивленно ответила женщина.
Эти слова, как удар дубиной, едва не сбили Севу с ног. Он открывал и закрывал рот, как рыба, которую выбросили на берег.
Наконец, он тихо произнес:
– Когда это случилось?
– Сегодня утром…
– Благодарю вас, – убито сказал Всеволод.
Все, мир рухнул. Он был один как перст, и всем было на него наплевать…
– За ней заехал мужчина, – сказала хозяйка, словно забила последний гвоздь в гроб Севы. – Такой высокий, одетый в дорожный костюм и с тростью. На нем еще было пенсне с синими стеклами, и он слегка прихрамывал. Знаете его?
Долгоруков отрицательно мотнул головой. И пошел прочь, не разбирая дороги…
Вечером Всеволод Аркадьевич собрал всех в своем нумере. Всех – это Африканыча и Ленчика, потому как бывший чиновник особых поручений Быстрицкий в это число не входил. Какое-то время он ходил по комнате, а Неофитов и Ленчик следили за ним взглядами и ждали. Наконец Долгоруков остановился и, не утаивая даже деталей, рассказал все о своих отношениях с Ксенией и о последнем разговоре с генералом; затем, помолчав, продолжил через паузу:
– Я для чего вас пригласил, господа, – было видно, что слова даются ему с трудом. – Я вас пригласил для того, – он еще чуть помолчал, – чтобы принести вам свои извинения. Прошу прощения, господа. Увлекся…
– Это да, – сказал Африканыч и участливо посмотрел на Севу.
Ленчик по своему обыкновению промолчал.
– Обещаю, что в дальнейшем я не повторю подобных ошибок.
Сия фраза прозвучала в устах Севы как клятва.
– Ну что, поверим ему? – посмотрел на Ленчика Неофитов.
– Ага, – ответил Ленчик.
– Мы тебе верим, – улыбнулся Африканыч.
– Это еще не все, – заявил Долгоруков. – На моем примере вы оба должны усвоить еще одно правило.
– Какое? – спросил Ленчик.
– Никогда не допускать клиента или объект к сердцу. Оно должно оставаться холодным при любых обстоятельствах. Ты понял?
– Да, – ответил Ленчик.
– А ты? – посмотрел на Неофитова Долгоруков.
– Понял, – ответил Африканыч.
– Вот и хорошо, – подвел итог совещанию Всеволод Аркадьевич. А когда Неофитов и Ленчик ушли, бросился на диван и уткнулся лицом в валик. Ибо любовь, зараза, просто так не проходит.
Больше Сева никогда не делал подобных ошибок.
Ведь умный человек на одни и те же грабли дважды не наступает…
