– Слушай, давай на «ты», согласен? – простецки предложил Всеволод Аркадьевич. – А то столько времени знаем друг друга, и все выкаем. Не по-русски это как-то.
– Давайте, – согласился Бурундуков.
– Неправильный ответ, – нахмурил брови Сева.
– Давай, – поправился первый помощник управляющего банком.
– Правильный ответ.
Выпили.
– Так по какому случаю празднество? – вновь спросил Бурундуков.
– Мы получили концессию, – ответил Долгоруков и заговорщицки посмотрел на него. – Все мы представляем Совет директоров одного акционерного общества, и буквально вчера обрели давно ожидаемую нами концессию. Но только – тс-с…
– Понял, – сказал Бурундуков и приложил указательный палец к губам (кажется, он был почти пьян). А затем с ходу задал новый вопрос: – А какую концессию, простите?
– Неправильный вопрос, – заметил Долгоруков.
– Прости, а какую концессию? – задал вопрос в исправленном варианте Бурундуков.
– Весьма и весьма хорошую, – улыбнулся Всеволод Аркадьевич. – Слушай, давай еще выпьем?
– Давайте.
– Ну-у…
– Давай, – снова поправился Бурундуков. Он никак не мог привыкнуть к обращению на «ты» с представителем столь известной в России фамилии.
Выпили, закусили.
– Так какую концессию вы получили? – повторил свой вопрос первый помощник управляющего банком, проглотив балычок, буквально растаявший во рту.
– На строительство железной дороги Казань – Рязань, – ответил Всеволод, перестав закусывать. – Она соединит наконец-то наш город с остальной сетью железных дорог империи и свяжет его с обеими столицами и заграницей.
– Давно пора, – так отозвался на это известие Бурундуков.
– Это верно! – просветлел лицом Всеволод Аркадьевич. – Мы построим железную дорогу, которую все так ждут, и наш край, наша родная губерния начнет наконец процветать, а люди в ней – радоваться и богатеть. Ну, и мы вместе с ними будем радоваться. И богатеть!
– А деньги у вас на это есть? – задал совершенно справедливый вопрос Бурундуков. – Ведь нужны же миллионы и миллионы рублей, я так понимаю…
– Миллионов покуда нет, – опустил взор Долгоруков. – Но мы надеемся на таких же патриотов родного края, каковыми являемся мы…
– Так-то оно так…
– …которым не безразлична судьба столь горячо любимой нами губернии и славного города Казани.
– Значит, будете брать кредиты? – по-деловому поинтересовался первый помощник управляющего банком.
– Будем.
– А где? У кого?
– У тебя, – остро посмотрел на первого помощника управляющего банком Долгоруков.
– То есть? – не сразу понял Бурундуков.
– В вашем Волжско-Камском банке, – пояснил Всеволод Аркадьевич. – Дадите, надеюсь?
Бурундуков пьяно сощурил глаза:
– Сколько?
– Два миллиона, – быстро ответил Сева. – Лучше три. Для начала производства работ…
За столом вдруг стало тихо. Все следили за реакцией первого помощника управляющего банком. А он, хотя и выпил довольно прилично, соображал ясно и остро:
– Это вопрос довольно сложный…
– Разве? – изобразил на своем лице удивление Всеволод Аркадьевич.
– Именно так.
Ответив этой фразой, господин Бурундуков почувствовал себя значимой фигурой. Такой же, как и все сидящие за столом. К тому же они так уважительно смотрели на него, будто от его решения зависела их собственная судьба. А может, так оно и было в действительности.
Он откинулся на спинку кресла, пожевал губами и напустил на себя задумчивый вид:
– Значит, говорите, концессия у вас на руках…
– На руках, – подтвердил Долгоруков.
– Как называется ваше предприятие?
– «Акционерное общество Казанско-Рязанской железной дороги».
– Она зарегистрировано, имеется устав, банковский счет?
– Естественно, все это имеется, – быстро ответил Сева.
– В каковой сумме исчисляется уставный капитал? – продолжал изображать из себя значимую фигуру Бурундуков.
– Пятьдесят тысяч, – отозвался Долгоруков, ровно школьник, отвечающий урок.
– Акции на эту сумму уже выпущены? – спросил первый помощник управляющего банком тоном большого начальника.
– На днях выпустим, – ответил Всеволод Аркадьевич.
– Хорошо. А гарантии собственника? – слегка прищурился Бурундуков.
– Мой особняк, уставный капитал, честь имени, наконец…
– Что ж, вполне достаточно.
Разговаривали, собственно, двое: Бурундуков и Всеволод. Остальные молчали, вслушиваясь в каждое слово. Первому помощнику управляющего банком это очень нравилось. Ему вообще нравилось, когда его слушали. Ведь это сильно повышало его значимость в его собственных глазах. И поднимало планку самоуважения. Бурундуков теперь был главным среди всех сидящих за столом. Именно от его решения зависело, получат они банковский кредит или нет. И в конечном итоге от его решения зависела судьба их акционерного общества и личное благосостояние…
– Хочу предупредить, что не все решаю я один, ведь сумма, требуемая вами, весьма значительна, – заметил Бурундуков. – Есть еще начальник кредитного отдела и управляющий банком. И вообще… – при этих словах он глянул на Долгорукова так, что у того не осталось сомнений: возьмет как миленький.
– Мы это понимаем, – заверил его Сева и выразительно посмотрел на Африканыча. Тот, поняв его взгляд, полез во внутренний карман и достал внушительный по толщине конверт.
– Здесь пять тысяч, – тихо произнес Всеволод Аркадьевич, указывая взглядом на конверт в руках Неофитова. – По получении кредита будет еще такой же конверт. Так что чем раньше мы получим кредит, тем раньше у тебя окажется второй конвертик.
Бурундуков легонько кивнул. Неофитов продвинул конверт меж тарелок и приборов в сторону первого помощника управляющего банком. Когда конверт достиг середины стола, Африканыч отнял от конверта руку. В тот же миг конверта коснулись пальцы господина Бурундукова, и он стал медленно подтаскивать упакованные деньги к себе. Остальные, включая Луку, завороженно смотрели, как два годовых жалованья неординарного университетского профессора, вместе со столовыми и квартирными, уползают, лавируя меж приборов, в сторону кресла с Бурундуковым.
Через пару мгновений первый помощник управляющего банком пододвинул конверт к себе, опасливо огляделся по сторонам и, убедившись, что никому из присутствующих нет до него никакого дела, быстрым и почти незаметным движением сунул конверт во внутренний карман сюртука. Кто-то облегченно выдохнул, кажется, Ленчик. Тотчас разговоры возобновились, и Сева предложил тост «за нашего дорогого друга господина Бурундукова». Слово «дорогой» в его устах имело явно двоякое значение.
