По Уставу клуба «Червонные валеты», куда еще полтора года назад Мусатов просто мечтал попасть и стать его действительным членом, от всех операций, проведенных «валетами» совместно или в одиночку, полагалось отстегивать в пользу клуба или в общую казну, как называл это казначей клуба Огонь-Догановский, десять процентов от прибыли. Мусатов эту традицию проигнорировал. Более того, он послал по матери одного из самых «мирных» «валетов» Феоктиста Протопопова, в мягкой форме сделавшего ему замечание и напомнившего об общей клубной казне. Естественно, Степан Мусатов был исключен из действительных членов клуба и предан всеобщей обструкции, на что ему, в общем-то, было наплевать. Он открыл на Рождественке меняльную лавку, в которой продавал и покупал ценные бумаги и облигации, золото и серебро в слитках и монете и выдавал ссуды под процентные бумаги и приобретение товаров. Дела его шли в гору, и лавка быстро превратилась в банкирскую контору, а Мусатов – в купца второй гильдии. А потом появился и банкирский дом «Мусатов» с годовым оборотом в один миллион двести тысяч рублей. Так что Сева Долгоруков прекрасно знал, кто такой Степа Мусатов.
– И что, все операции этой «Наяды» законны? – спросил он Африканыча.
– Вполне, – ответил Неофитов. – Если принять во внимание, что банкирский дом не есть собственно банк, а является лишь торгово-кредитным заведением, на которое не распространяется банковское законодательство.
– Поясни, – попросил Долгоруков.
– Поясняю, – усмехнулся Африканыч. – Система правительственного контроля и жесткое законодательство, регламентирующее акционерное учредительство, не распространяется на банкирские дома, банкирские конторы и меняльные лавки. Уставы их не утверждаются правительством. Круг их деятельности, строго говоря, не определен и порядок ведения отчетности не регламентирован. Эта «Наяда» и прочие подобные учреждения не обязаны представлять отчеты в Министерство финансов и могут даже не публиковать сведения о состоянии своих счетов и результатах годовой деятельности в газетах. Специального законодательства для таких банкирских заведений нет. Правда, оно подготовлено Министерством финансов, называется «Положение о банкирских заведениях», но лежит под сукном у председателя Государственного Совета. И когда оно будет рассматриваться – неизвестно. Очевидно, – Африканыч понимающе хмыкнул, – у членов Госсовета есть определенный интерес, чтобы это «Положение» так и лежало под сукном. Так что на данный момент есть только две статьи в пятом томе «Положения о пошлинах за право торговли и других промыслов». А под эти «другие промыслы» можно подвести практически все: биржевую игру, спекуляции на ценных бумагах, продажу по частям облигаций, билетов внутреннего выигрышного займа, акций и купонов с них, валютные операции – все. Надо лишь написать прошение и получить разрешение у губернского начальства, что сделать проще простого, да внести в Государственный банк залог в размере десятины от заявленного капитала – а заявить можно и три тысячи рублей – и зарегистрироваться. Далее получай гильдейное свидетельство, помещай объявления в газетах и нанимай агентов, снабдив их печатными бланками и рекламными проспектами. А затем занимайся всем, чем занимаются настоящие банки, плюс еще операциями на бирже и продажей в рассрочку билетов выигрышного займа, и даже права на получение выигрыша, в том числе и двухсоттысячного, ежели он, конечно, случится. Основные денежки делаются именно на этом, потому как наварить на этих операциях можно без всяческих к тому усилий и без большого ума. И все это практически законно и без всяких уголовных преследований. Ну, то есть подобные операции банкирским домам и конторам не запрещены, потому как в законе такового запрещения покудова не прописано. А что не запрещено, то, стало быть, разрешено…
– Так что, нам ее не на чем и прижучить? – посмурнел Всеволод Аркадьевич.
– Погоди, ты меня не дослушал… – Неофитов недовольно покосился на друга. – Так вот, «Наяда» быстро набрала вес и стала расширяться, открывая свои отделения и конторы по всей России. Ее филиалы имеются в Варшаве, Киеве, Смоленске, Новороссийске, Ростове, Туле, Рязани, Саратове, Нижнем Новгороде, Самаре, Екатеринбурге и…
– Казани, – добавил за Африканыча повеселевший Сева.
– Именно, – улыбнулся Неофитов. – Банкирская контора «Плейшнер и сыновья», что находится на Воскресенской улице в здании Гостиного двора, – на самом деле казанский филиал «Наяды»!
– Ну что ж, – потер ладонью о ладонь Сева. – Наш план в общих чертах остается пока без изменений. – Оглядел всех собравшихся в его нумере «валетов» и Ленчика. – Теперь каждый из нас будет заниматься своим делом. Ты, – посмотрел на Леньку, – узнаешь об этом Плейшнере по возможности все, что можно узнать. Возраст, семья, предпочтения, слабости, характер, привычки…
– Понял, – кивнул Ленчик.
– Ты, – остановил свой взгляд на «графе» Давыдовском Всеволод Аркадьевич, – подыщешь дорогой особняк или усадьбу в дворянской части города, который можно было бы снять на пару недель. Со всеми дворовыми постройками, конюшней, садом и прочими признаками богатства и небывалого процветания. За ценой не скупись, отдай столько, сколько попросят.
– А на чье имя снять дом?
– Скажем так… На имя Сергея Васильевича Луговского, надворного советника, – немного подумав, ответил Долгоруков.
– Слушаюсь, патрон.
– Что касается тебя, старик, – Сева глянул на Огонь-Догановского, – то начинай вести светскую жизнь. Посещай театры, музеи, всякого рода общества… Зайди в Купеческое собрание – Плейшнер этот наверняка записан купцом, – потолкайся в буфетной, театральной зале, поговори с людьми. В общем, надо, чтобы ты примелькался в обществе и тебя видело как можно больше людей.
– А я? – поинтересовался Африканыч.
– А вот ты пока отдыхай. И понаделай «кукол».
– Много?
– Чем больше, тем лучше. Чтоб тянули тысяч на пятьсот-шестьсот.
Мужчины переглянулись между собой. Похоже, игра обещала быть крупной. Вот и слава Богу. Не все же по городу в одних подштанниках скакать, дабы поддержать квалификацию, как в собственных глазах, так и в глазах своих товарищей…
– А ты? – спросил Ленька.
– На мне – общее руководство и выход «во втором акте», – ответил Сева. – Еще вопросы имеются?
– А актов всего, надо полагать, три? – спросил Огонь-Догановский.
– Да, как обычно.
– А ежели фигурантка самолично заявится в Казань поучаствовать в нашем представлении? Она же тебя узнает? – задал тревожащий его вопрос Неофитов.
– Я полагаю ее появление только в третьем акте, – раздумчиво ответил Долгоруков. – Когда уже будет поздно. Да и то, это под большим вопросом.
– Дай-то бог, – буркнул Неофитов, раздумывая о том, где же ему отыскать столько бумаги для «кукол».
* * *
Усадьба была великолепной.
Раньше она принадлежала одному городскому голове из купеческого сословия, ведавшему городом на стыке восемнадцатого и девятнадцатого веков, потом была продана статскому советнику из прокурорских. Человеком он был с большими претензиями и, очевидно, с немалым достатком, а потому проживать в купеческой усадьбе посчитал для себя неприемлемым и даже зазорным. Он сломал деревянный дом, вырубил часть фруктового сада и построил большой каменный двухэтажный особняк в классическом стиле с балконом на четырех колоннах. Вокруг особняка он разбил оранжереи и теплицы, установил беседки и засыпал мелкие рвы и овраги, а через глубокие перекинул ажурные мосты на итальянский манер. Не успокоившись на этом, в самых темных и заросших частях сада новый владелец усадьбы вырыл пещеры и соорудил гроты, в которых установил мраморные статуи исторических и мифических личностей в полный рост. Среди них были Ричард Львиное Сердце, Синяя Борода, Робин Гуд, граф Калиостро и даже крестьянский царь Емелька Пугачев, который был прикован цепью к каменной стене грота. Словом, в саду было на что посмотреть и чем поразить званых гостей.