– Ваше величество, для доклада прибыл начальник Третьего отделения Уваров.
Видно, письмо следует отложить, может, несколько позже отыщутся подходящие слова.
Положив перо в стакан, Александр Николаевич проговорил:
– Пусть заходит.
Еще через минуту гвардеец, стоявший в карауле подле императорского кабинета, распахнул дверь и пропустил Уварова.
– Так что вы мне скажете на этот раз, Александр Петрович? – спросил государь, показав гостю на свободный стул. – Наверное, опять будете пугать меня «народовольцами» и предстоящими покушениями?
– Если бы только пугал, ваше величество, – хмуро обронил начальник Третьего отделения. – В действительности все гораздо серьезнее. Мы раскрыли новое террористическое подполье, это весьма разветвленная группа. Их цель – свержение самодержавия. Мы арестовали нескольких наиболее активных членов. Нам известно, что они планируют против вас нечто серьезное; по всей видимости, покушение должно состояться или в конце зимы, или в начале весны. Я бы посоветовал вам быть в это время особенно осторожным.
– По-вашему, я должен быть затворником и вообще не выходить из дворца?
– Вовсе нет, нужно просто усилить охрану.
– Так и действуйте!
– Мы делаем все от нас зависящее, ваше величество, но и вы тоже должны помочь нам.
– Всем, что в моих силах.
– Террористы чрезвычайно изворотливы. Два дня назад мы арестовали двух рабочих Зимнего дворца; по нашим агентурным данным, они намеревались убить вас во время прогулки. – Александр Второй нахмурился. – Неделю назад в Летнем саду мы арестовали женщину с детской коляской. В коляске был обнаружен целый пуд динамита. Ее арест мы осуществили за пятнадцать минут до вашего прихода.
На челе государя обозначились две глубокие продольные морщины, сделав его несколько старше. Подобное откровение начальника Третьего отделения можно было рассматривать как некоторую попытку повлиять на государя. Можно было бы опустить все эти душещипательные подробности – кому же заниматься поимкой государственных преступников, как не жандармам!
– Смею вам напомнить, охранять императора – это ваша обязанность, Александр Петрович, – сухо изрек самодержец.
– Разумеется, ваше величество, и мы об этом не забываем ни на секунду! Но мне бы хотелось вам сообщить о том, что некоторые члены августейшей фамилии сочувствуют «народовольцам».
– Я не желаю ни о чем таком слышать, – неожиданно резко проговорил император. – Вы занимайтесь своим делом, ну а я уж как-нибудь разберусь со своим семейством.
– Слушаюсь, ваше величество, – поспешно проговорил Уваров. Видно, сегодняшний день – не самое лучшее время для доклада.
Лицо императора заметно смягчилось, он уже сожалел о резковатом тоне.
– Знаете, я бы хотел с вами посоветоваться, все-таки вы как никто другой знаете политическую обстановку в государстве.
– Все, что в моих силах, ваше величество, – поспешно заверил Уваров.
– У меня есть намерение короновать мою супругу… Екатерину Юрьевскую. Вы можете мне сказать, как это будет расценено в обществе?
Александр Петрович попытался сохранить спокойствие: государь приоткрыл ему личную тайну, о которой не было известно даже членам его семьи. Начальник Третьего отделения слегка сгорбился, как если бы почувствовал на своих плечах тяжкий груз. Интересно, как отреагировал бы наследник, услышав подобную новость? Ведь с коронацией Екатерины Михайловны их общий сын от морганатического брака имеет все права на императорский престол.
Уваров даже не попытался скрыть свою растерянность.
– Право, даже не знаю, что сказать, ваше величество… Вопрос слишком деликатный, чтобы решать его на ходу… Но я всего лишь слуга вашего величества и не вправе вмешиваться в дела царствующего дома.
– Что ж, вижу, в этом деле вы мне не помощник, – после паузы проговорил император. – Но спасибо за вашу откровенность. Хочу сказать вам честно, у моего сына от Екатерины Юрьевской русской крови будет поболее, чем… у кого бы то ни было. И еще неизвестно, кто для России предпочтильнее: Александр Александрович или малолетний Георгий. – Уваров невольно затаил дыхание. Столь откровенного суждения от императора он не ожидал. Не дождавшись ответа, Александр Николаевич продолжил: – Хорошо… Это мое личное дело, как-нибудь разберусь. У вас есть еще что-нибудь ко мне?
– Нет, ваше величество.
– Ступайте, жду вас в следующий понедельник. И принесите мне полный отчет о «народовольцах». Я должен быть в курсе.
* * *
В приемной у государя, кроме Филимонова, сидели еще четверо: два генерал-губернатора – один приамурский, другой иркутский; министр финансов и какая-то вельможная дама по частному делу. Взоры мужчин были обращены именно на нее, и она без конца помахивала веером, остужая свое раскрасневшееся лицо.
– После Уварова пойдете вы, Владимир Гаврилович, – подошел к Филимонову адъютант императора. – Государь уже справлялся о вас. Так что будьте готовы.
– Хорошо, – сказал Филимонов, прижимая к себе папку с бумагами.
Через полчаса ожидания из кабинета императора вышел начальник Третьего отделения Уваров. Выглядел он озабоченным, если не сказать удрученным. Улыбнувшись по-приятельски даме, с которой, судя по всему, он был хорошо знаком, не задерживаясь, вышел из приемной. Интересно, о чем таком Уваров мог говорить с императором, что скверно повлияло на его настроение?
Поднявшись, Филимонов зашагал в распахнутый кабинет на аудиенцию к государю.
– Здравствуйте, Владимир Гаврилович! Чем можете меня порадовать? – спросил Александр Второй после того, как начальник сыскной полиции сел на стул. – Каков результат?
Император был сосредоточен и хмур (не иначе как находился под впечатлением от состоявшегося разговора). И все-таки, что такое сказал государю начальник Третьего отделения?
– Нам удалось раскрыть дело о похищении иконы.
– Похвально, я в вас не сомневался, – произнес император. – И кто же украл икону?
– К краже причастен адъютант великого князя Николая поручик Варнаховский.
– Где-то я уже слышал эту фамилию, – поморщился государь. – Поподробнее, пожалуйста.
– Драгоценные камни из оклада он заложил, а икону отдал в церковь.
– Что ж, его ждет бесчестие, суд и длительная каторга.
Выждав минуту, Филимонов отважился:
– Все не так просто, ваше величество: адъютант выкрал икону по приказу великого князя Николая Константиновича.
– Что вы сказали?
Распрямив спину, будто освобождаясь от давившего груза, Филимонов продолжил:
– Николай Константинович нуждался в деньгах, чтобы закрыть свои многочисленные долги. Он должен был всем: купцам, фабрикантам, землевладельцам. И они грозились подать на него в суд и написать вам письмо, если долги не будут погашены. В какой-то степени терять ему было нечего. – Император выглядел растерянным. Понять его было можно: не каждый день приходится выслушивать дурное о членах царствующей фамилии. – В последний год он сошелся с американской танцовщицей Элиз Руше. Эта женщина, по нашим данным, вытянула из великого князя около пятисот тысяч рублей. Только в Петербурге она имеет три доходных дома; в Италии – еще два, в Вене – один, в Париже – три. Эта женщина своими неумеренными аппетитами и легкомысленным поведением компрометирует как великого князя, так и всю августейшую фамилию. Каким-то образом она имеет на Николая Константиновича невиданное влияние. С его стороны это не просто любовь – это страсть, граничащая с безумием.
